Хозяйка Айфорд-мэнор Евгения Бергер

1. 1 глава

Сквозь деревья мелькал Шерман-хаус: точно выверенный прямоугольник серого камня с высокими застекленными окнами и ажурными ограждениями балконов, он блистал, поражая новизной и смелостью планировки. Казался жемчужиной, обнаруженной в только что поднятой со дна океана раковине...

Однако сам его вид заставил Аделию намертво сцепить зубы, и даже глаза прикрыть на мгновение.

Нет, дом был прекрасен – отторжение вызывали хозяева...

В голове тут же всплывали воспоминания, от которых, увы, не удавалось избавиться.

Каждый раз они выжигали ей душу и сердце, а ведь все так сказочно начиналось: сам Джон Айфорд сделал ей предложение. Как раз перед праздником Святой Филомены явился в их дом с богатым подарком, таким дорогим, что отец сразу все понял (Аделия прежде не видела его улыбающимся) и предложил Айфорду угоститься лучшим вином в своем погребке.

А преподнес он ей длинную нить из жемчужин и перчатки такой мягкой выделки, что они казались на ощупь кожей младенца. Это жемчужное ожерелье и сейчас было на ней: она любила перламутровый блеск крупных жемчужин, их ритмичное колыхание при ходьбе и мерное перешептывание... А вот перчатки с тех пор несколько поистерлись, утратили прежний лоск, впрочем, как и мечты ее на счастливую жизнь.

А все эти Шерманы...

Свадьбу играли на Рождество. Отец был так счастлив сбыть ее с рук, да не кому-нибудь, а хозяину Айфорд-мэнора, что расщедрился впервые на памяти дочери: шелк, атлас, тафта и настоящий соболиный мех были пущены на пошив ее свадебного наряда. «Товар нужно лицом показать», говаривал он, внося очередные затраты в огромный гросбух, хранящийся в его кабинете. Должно быть, сам себя успокаивал... Все же накапливать он любил больше, чем раздавать. Но это был случай особый...

Вард Лэмб вкладывался в будущий статус, в само звучание, столь приятное слуху: «Тесть хозяина Айфорд-мэнора». А молодой Айфорд, что уж душою кривить, чуть подождать, и титул получит, и богатство свое приумножит. Отец жениха, жаль, помер больше года назад, был дальновидным дельцом: занялся овцеводством, огородил под пастбища столько земель, что мэнор его стал больше многих в округе. Дай бог, сын его дело продолжит, и Лэмб, ведя с ним дела, к славе этой примажется, если даже не поспособствует...

– Голубой, дочь моя, исключительно голубой, – настаивала мать на цвете подвенечного платья. – Лишь идя под венец в голубом, можно на счастье в браке рассчитывать.

Аделия мечтала о розовом цвете, но... уступила под натиском материнских наказов. Счастливой быть все же хотелось, пусть мало в то верилось, и не зря...

Нет, Айфорд был всем хорош, это она понимала: богат, родовит и даже относительно молод (тридцать пять. Немногим меньше ее собственного отца, а тот еще полон сил и энергии) – все составляющие благополучного брака, как на лицо. Просто она, как нарочно, успела влюбиться в другого, и все бы у них могло получиться, кабы не сватовство Джона Айфорда. С ним тягаться ее возлюбленный бы не смог, да Аделия и не просила об этом: просто смирилась, в тайне надеясь, что цвет подвенечного платья поспособствует счастливому браку.

Но с тех пор давно поняла: цвет наряда мог быть и черным – результат был бы тот же.

И дело даже не в ней: в проклятых Шерманах.

Сама она сделала все, что могла: была покорной и кроткой, к тому же запаслась иглой поострее. Уколоть палец и капнуть на простыню – что может быть проще? Супруг так упивался элем и винами, что вряд ли бы что-то заметил...

Но тут появились они, эти Шерманы...

Свадьба была в самом разгаре. Менестрели, жонглеры и цыркачи весь вечер развлекали гостей номерами, музыканты, казалось, срослись с виолами и верджинелом, мелодии не смолкали ни на минуту, и вдруг… все разом утихли.

Словно фея шепнула...

И гости увидели на пороге праздничной залы двух незнакомцев.

Впрочем, будь они незнакомцами, даже тогда лицо Джона Айфорда не потемнело бы столь стремительно: только что он подносил к губам полный кубок дорогого вина, горланя тост о своем же счастливом союзе, и вот уже кубок застыл в неподвижной руке, а улыбка исчезла, как ни бывало.

– Верн Шерман... – прошептал он так тихо, что только Аделия и услышала. И отчего-то поежилась… Словно холодом потянуло.

Все в Дайне гадали, что за кошка пробежала между мужчинами: Айфорд и старший Шерман неожиданно перестали общаться. Почти неразлучные прежде, они вдруг охладели друг к другу... Вот и на свадьбу лучшего друга его не позвали. Отцу новобрачной это не нравилось: все же дружба с бароном сулила немалые перспективы. Зачем бы Айфорду ссориться с другом? Недальновидно и совсем неразумно.

И вот обделенный вниманием друг стоит на пороге.

– Простите, что припозднились, – прозвучал через залу его звучный, чуть насмешливый голос, – но мы сочли нужным поздравить брачующихся. Пусть даже непрошено...– Шерман сделал шаг к новобрачным, перо на шляпе качнулось, а камни, украшающие дублет, блеснули в свете свечей. – Верно, гонец с приглашением попал в руки разбойникам... – чуть скривил Шерман губы в усмешке. – В наших краях такое бывает.

И Айфорд, как показалось Аделии, неожиданно протрезвевший, просипел:

– Твои поздравления приняты...

«Убирайся» звучало как бы меж строк, и Шерману это совсем не понравилось. Он шагнул еще ближе... Его спутник, Аделия узнала в нем Коллума Шермана, сына незваного гостя, казалось, желал бы уйти, но сыновний долг требовал подчинения: он двигался в шаге позади явно рассерженного отца, и Аделия совершенно не к месту припомнила, как виделась с ним однажды на ярмарке.

– Но я их даже не произнес... – Голос Шермана прозвучал уже у стола. Лишь он разделял их в этот момент… И он обратился к невесте: – Позволь поглядеть на тебя, юная дева? Вижу, Айфорду повезло отыскать настоящий дикий бутон... Как зовут тебя?

– Я Аделия, господин, – отозвалась она, покраснев под его оценивающим взглядом.

– Аделия... Какое прекрасное имя! – Шерман протянул руку и потрепал ее по щеке. Аделия снесла ласку покорно, как кролик, загипнотизированный змеей. – Ты девственна, дочь моя? – прозвучал новый вопрос.

Внутри у девушки все задрожало, иголка, воткнутая у подола, казалось, вопила, изобличая ее.

– Да, господин, это так, – отозвалась она.

И муж ее, наконец, произнес:

– Чего ты хочешь добиться этим вопросом?

– Всего лишь напомнить о своем праве давать разрешение на вступление в брак между собственными вассалами, – отозвался Шерман с легкой улыбкой. – Праве, о котором ты, мой забывчивый друг, даже не вспомнил...

Взгляд Аделии метался между мужчинами, силясь понять, что происходит, и сердце оглушало ударами. Ноги, казалось, едва держали ее, а тонкий ручеек пота полз от лопаток по позвонку...

Мужчины долго глядели друг другу в глаза, словно силами мерились, и супруг ее произнес:

– Я заплачу. Сколько ты хочешь?

– Деньги мне не нужны. Я требую возмещения долга по старым законам...

«По старым законам»? Но...

Шерман-старший повернулся к залу лицом и громко провозгласил:

– Я, как господин и хозяин этих земель, заявляю о своем праве первой брачной ночи и хочу воспользоваться им без возмещения этого права в деньгах. – И в сторону новобрачной: – Аделия, милая девочка, я буду нежен, как никогда...

Даже теперь, вспоминая этот момент, Аделия покрывалась испариной: ни одна девушка на ее памяти не была так жестоко унижена в день собственной свадьбы. Это был пережиток давно ушедших времен, старый закон, давно, казалось бы, позабытый...

– Но... – слова залипли в неожиданно отказавшихся слушаться связках. Она лишь ждала, что муж что-то скажет... Или Шерман вдруг улыбнется: «Прости за глупую шутку», но Шерман не улыбался.

И муж ее тоже...

Все в зале молчали.

Она не может лечь с Шерманом: он сразу поймет... Тут иголкой не обойтись. А – после позор и бесчестье... Аделии показалось, что комната завертелась перед глазами.

– Пойдем, дочь моя, я помогу тебе с платьем. – Рука матери подхватила ее и, пожалуй, спасла от падения.

– Мама, – прошептала она.

– Пойдем же...

– Но...

Она бросила взгляд на мужчин, и заметила Шермана-младшего, он шептался с отцом.

Что он ему говорил?

Может быть, отговаривал от насилия?

Может быть...

– Держи голову выше. Сам барон Шерман сделает тебя женщиной! – Мать тянула ее из зала за руку.

Их провожали глазами: кто с жалостью, кто с любопытством...

Аделии захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть, пропасть, сделаться невидимкой.

– Мама, я не хочу, чтобы он меня трогал... – прошептала она.

Но Маргарет Лэмб зыркнула на нее осуждающим взглядом.

– Наш барон – самый завидный жених в целом графстве, – сказала она. – Будь благодарна за честь, что тебе оказали... К тому же, – она больно стиснула ее руку, – если будешь ласковой с ним, это может помочь друзьям примириться... Ты ведь не хочешь иметь Шермана во врагах?

У Аделии увлажнились ресницы, и она лишь смогла, что мотнуть головой.

– Вот и славная девочка. Вот увидишь, барон будет нежен... Впрочем, в первый раз всегда неприятно, так что даже неплохо, что ты снесешь эту пытку не от супруга.

Вслед за этим они прошли до приготовленной спальни, две служанки, споро избавив ее от одежды, долго чесали ее длинные волосы, а после помогли забраться в кровать в ожидании неизбежного.

У Аделии зубы стучали, как кастаньеты, а руки буквально заледенели, хотя в комнате было натоплено, и камин все еще полыхал. В конце концов, она встала и среди вороха голубого атласа нащупала крохотную иглу... Если есть хоть единый шанс избежать собственного позора, она им непременно воспользуется.