– Я сделал всё, что мог, – печально сказал голос Томми за моей спиной. Длинный раздвоенный язык прошёл по моей шее, и от его движения кожа немела и теряла чувствительность. Когда её прокусили острые клыки, я ничего не почувствовал. Я совсем забыл, что мне сказал Томми в ночной бухте Эйлин-Мора: «Смерть – не самое страшное».

Рядом с лодкой из воды высунулась голова, совсем человеческая, со слипшимися тёмными волосами, только очень большая. Гигант весело подмигнул Тому и скрылся под водой. Маршалл аккуратно опустил меня на дно лодки.

***

Когда я очнулся, вокруг меня была абсолютная синева, и я не сразу понял, что лежу на дне. Под спиной – тонкий белый песок, мягкий, как пуховая перина. На такой перине мы зачали дочь, Шинейд, на такой же дочка принесла мне внука, Шона, самую большую радость в моей жизни. Ради него я отправился на этот проклятый маяк, ради него сейчас оказался на дне. Увидеть бы его ещё хоть раз.

Я ухватился за камень, обросший кораллом с розовыми рожками, похожими на мёртвые пальцы и поднялся на ноги. Коралл под моей рукой рассыпался в труху. Я понимал, что произошло, но всё ещё надеялся, что это предсмертные галлюцинации. Оттолкнувшись от дна, я легко взлетел, и увидел висящего в толще воды Тома. Точно такого же, каким я знал его, но с перепонками между пальцев и острыми, как у акулы, зубами. Я посмотрел на свою руку, и она была такой же. Ощупал языком зубы, и не сразу понял, что такое длинное и раздвоенное появилось у меня перед глазами.

– Боже святый! – выдохнул я.

– Его здесь нет, – грустно улыбнулся Том, и улыбка на его акульей пасти выглядела страшно.

Хозяин был голоден, и ему была нужна еда. А ещё он был зол из-за гибели одного из охотников, старшего сына Нэрна. Не застрели его Дукат прошлой ночью, я бы держал ответ перед Отцом Небесным, а не стал вечным рабом Хозяина Морского.

Том быстро объяснил, почему приказы хозяина надо выполнять. Вслед за ним я приплыл к огромной яме, заполненной шевелящимися огрызками таких, как я и Том, но без рук и ног. Беспомощные, они не могут выбраться из этой ямы и живут в ней веками, питаясь отбросами и с завистью глядя на проплывающих над ними безмозглых рыб. Урок я усвоил. А ещё понял, чем рисковал Томми, пытаясь меня спасти.

Этой же ночью мы выбрались на берег и выломали кое-как прилаженную дверь. Нэрн первый сунулся по лестнице наверх и скатился с простреленной ногой. Тогда я взял одну из пустых ёмкостей, и, прикрываясь ей, как щитом, подобрался к люку вплотную. Дукат стрелял, пока не закончились патроны, а потом полез в жилетный кармашек за последним, для себя. Я не мог позволить ему такую роскошь: хозяина лучше не злить.

Одним ударом я вышиб крышку люка. Рундук отъехал в сторону. Я запрыгнул внутрь, в тёмный фонарь. Дукат, может и хороший полицейский, а вот механик из него никакой. Обеими руками я стиснул его плечи, он зашипел от боли и ужаса, когда увидел моё лицо, и узнал меня. Патрон выпал из его пальцев и укатился в темноту.

Я виновато сказал ему: «Прости» – и передал из рук в руки Тому. Мне было жаль Дуката, но ещё больше было жаль себя. Я – раб Хозяина, и должен выполнять его приказы. Кто забывает об этом – быстро ложится в верхний слой ямы и начинает завидовать рыбам, а те, кто лежит под ним – ему. Так началась моя новая жизнь, и быстро понял, почему она хуже смерти.

Я часто вспоминаю своих родных. Особенно сильно я тоскую по Шону. Ему уже десять лет, и я часто вижу его, играющим на берегу в Мангерст-бич. Там, на мелководье, из воды торчат камни. Мои мокрые волосы почти одного цвета с ними. Я подплываю поближе и приподнимаю голову из воды: со стороны – просто ещё один небольшой валун.