Но она сделала этот шаг. Ради Киры.
Внутри её оглушила тишина – дорогая, выверенная тишина огромного пространства. Холл был отделан мрамором, который ловил и отражал холодный свет скрытых светильников. В центре – гигантская стойка ресепшн из темного дерева, за которой сидели две безупречные девушки в строгих костюмах, похожие на фарфоровых кукол. Их взгляды были профессионально вежливы, но абсолютно пусты. Воздух пах озоном, дорогим парфюмом и деньгами. Здесь всё кричало о власти, статусе и недосягаемости.
Алина подошла к стойке, чувствуя себя неуместной в своем простом пальто и стоптанных ботинках.
– Здравствуйте, я по поводу работы в службе клининга… Мне назначено к девяти, к Анне Петровне.
Одна из девушек скользнула по ней быстрым, оценивающим взглядом, чуть скривив безупречно очерченные губы.
– Служебный вход с другой стороны здания, – бросила она холодно, указывая рукой куда-то в сторону. – Вам туда.
Унижение обожгло Алину, но она лишь кивнула и пошла в указанном направлении, чувствуя на спине ледяные взгляды. Служебный вход оказался неприметной дверью в торце здания. За ней был совершенно другой мир – узкие коридоры, тусклое освещение, запах хлорки и дешевого кофе.
Анна Петровна, бригадир службы клининга, оказалась женщиной лет пятидесяти, с суровым лицом и цепким взглядом. Она бегло просмотрела документы Алины, хмыкнула и выдала ей темно-синюю униформу – бесформенные брюки и куртку с вышитым логотипом «Волков Холдинг».
– Переодевайся. Шкафчик тридцать семь. Инструктаж короткий: работаешь быстро, чисто, молча. На глаза начальству не попадаешься. Лишних вопросов не задаешь. Ничего не трогаешь, кроме того, что положено убирать. Поняла?
– Да, – тихо ответила Алина, чувствуя, как униформа стирает последние остатки её прежней личности. Теперь она была просто номером, безликой единицей обслуживающего персонала.
Её определили на один из верхних этажей – царство опенспейсов, стеклянных переговорных и кабинетов топ-менеджеров. Анна Петровна провела её по сверкающим коридорам, тыча пальцем в объекты уборки: полированные столы, хромированные ножки кресел, стеклянные перегородки, на которых не должно оставаться ни единого отпечатка.
– Здесь работают серьезные люди, – бубнила она. – Не мешать. Быть невидимой. Уронишь что-нибудь на важный документ – вылетишь в тот же день. Ясно?
– Ясно, – повторила Алина, ощущая себя в каком-то сюрреалистическом фильме.
Первые часы были пыткой. Работа была монотонной, физически тяжелой. Мыть бесконечные стеклянные поверхности, полировать до блеска металл, пылесосить дорогие ковровые покрытия, выносить мусор из корзин, стараясь не заглядывать в бумаги… Она двигалась по этажу тенью, стараясь не шуметь, не привлекать внимания. Сотрудники холдинга – мужчины в дорогих костюмах, женщины на высоких каблуках с непроницаемыми лицами – проходили мимо, не замечая её, словно она была частью интерьера. Разговоры велись вполголоса, смех был редким и сдержанным. В воздухе висело напряжение – смесь амбиций, конкуренции и негласного страха. Страха перед Ним. Перед Волковым. Хотя его самого здесь не было, его незримое присутствие ощущалось во всем – в идеальном порядке, в жесткой дисциплине, в напряженных лицах подчиненных.
Алина ловила свое отражение в зеркальных поверхностях – уставшая женщина в синей униформе, с потухшими глазами. Это была не она. Это был кто-то другой, загнанный в угол обстоятельствами. Она терла, мыла, чистила, а в голове билась одна мысль: «Выдержать. Вытерпеть. Ради Киры».
Чувство нереальности происходящего не отпускало. Всего несколько месяцев назад она обсуждала с Денисом дизайн их будущей гостиной, выбирала курорт в Италии, жила в иллюзии стабильности и счастья. А теперь она здесь, в этом холодном, чужом мире, оттирает следы чужой роскошной жизни, чтобы заработать на кусок хлеба для своей дочери. Контраст был настолько диким, что хотелось закричать. Но она молчала, сцепив зубы, выполняя свою работу с неожиданной для самой себя тщательностью. Это было единственное, что ей оставалось – делать свою работу хорошо, как последнее доказательство того, что она еще не сломалась окончательно.