– До понедельника.

Профессор уже повернулась ко мне спиной и что-то ищет среди множества стоящих на полках книг: решает очередную научную загадку.

– До понедельника, – не оборачиваясь, вторит она.

В такую рань дома тишина.

Отстояв в планке, я поднимаюсь на ноги, тяжело дыша через нос, и беру в руки пару шестикилограммовых гирь для следующего упражнения. Купер делает то же самое. Тренировка проходит в молчании: мы занимаемся вместе столько лет, что разговаривать нам не обязательно. Иногда мы включаем музыку, но не сегодня. И меня ничего не отвлекает – кроме навязчивых мыслей.

Мы могли бы пойти на тренировку в университетский зал, который спортсменам разрешается посещать круглосуточно (Купер состоит в хоккейной команде, а я – в бейсбольной), но через несколько часов ему и его девушке Пенни предстоит небольшое путешествие по случаю окончания учебного года, и он предпочел задержаться дома, чтобы провести побольше времени с нашей кошкой, которая в данный момент сидит на лестнице.

Она наблюдает за нами, моргая своими огромными, пугающе умными янтарными глазами. Вообще, я больше люблю собак, но Мандаринка буквально украла мое сердце. Прошлой осенью Купер и Пенни подобрали ее на улице, и с тех пор она живет с нами. Она милашка, хотя я еще не вполне простил ее за то, что она как-то оставила дохлую мышь в моем кроссовке. Теперь мы с ней останемся дома вдвоем: Купер уезжает с Пенни, а наша младшая сестра Иззи проходит стажировку на Манхэттене, и я рискую либо привязаться к этой кошке еще сильнее, либо быть зацарапанным до смерти во сне.

Она все так же наблюдает за нами, помахивая хвостом взад-вперед, будто соглашается с моими мыслями. Выполнив последний подход, я опускаю гири на пол и провожу рукой по волосам. Иззи часто шутит, что у меня типичная прическа бейсболиста. Мои волосы длиннее, чем у Купера: после того как их команда попала в «Ледяную четверку» (и в итоге вышла на первое место), Пенни буквально заставила его сбрить бороду и постричься.

Купер бросает на меня внимательный взгляд.

– Какой-то ты сегодня притихший.

– Не выспался.

Я потягиваюсь. Да уж, последний подход на плечи был явно лишним… Пару дней назад во время игры я упал на бегу и неплохо шмякнулся о землю. Мяч все же схватил (как и здоровый синяк), вот только мы все равно продули – уже четыре раза подряд. Если мы хотим выйти в плей-офф, ситуацию нужно исправлять – и поскорее.

Купер сочувственно вздыхает.

– Я думал, тебе стало легче.

Я делаю глоток воды и пожимаю плечами.

– Раз на раз не приходится. Например, сегодня ночью я так и не смог заснуть, зато отточил навыки шинковки и посмотрел документалку про хлебопекарное производство во Франции.

Купер качает головой.

– А я-то еще думал, почему у нас весь лук на кусочки порезан… Ну и странные же у тебя хобби, братишка!

– Не порезан, а нашинкован. Смейся сколько угодно, но я же вижу, с каким аппетитом ты уплетаешь все, что я готовлю.

– Еще бы! Кто же виноват, что ты, черт возьми, кулинарный гений!

Купер ставит гири на пол и потягивается. Мандаринка тут же подбегает к нему и трется о ноги. Он подхватывает ее на руки и прижимает к груди – та сразу заходится довольным мурлыканьем.

– Да уж, дерьмовая у тебя вышла ночь. Хочешь об этом поговорить?

– Ты точно собрал все вещи? Помню, ты вроде хотел еще заглянуть к Джеймсу и Бекс перед отъездом, да?

– Себастьян.

Брат смотрит на меня своими глубокими синими глазами, и я вижу, что они полны тревоги. Он кладет руку мне на плечо.

– У тебя снова был…

Кошмар? Один из тех навязчивых, удушающих снов, от которых мне так и не удалось избавиться спустя долгие годы дорогостоящей терапии? Которые не отпускают меня, даже несмотря на всю поддержку моих приемных – и родных для Купера – родителей?