Но реальность разнится с фантазиями. Сейчас я вижу уставшего Аполлонова, который разве что утопиться не хочет. И я такой, как эта его версия, быть совсем не хочу. Я как будто вообще впервые в жизни вижу действительно взрослого человека, так как моя семья, будем честны, состоит из кучки подростков.

Даже мои родители, которые кажутся вполне серьезными со стороны, по факту никогда такими не были. Быть может, потому, что толком никогда ни о чем не переживали? А о чем переживать, если они нашли друг друга еще в студенческие времена и все в жизни у них идет как по маслу? Они живут в удовольствие, занимаются любимым делом. Не читают мнения критиков и не волнуются о том, что подумают другие. У них не очень много денег и почти никакой финансовой ответственности. В любой момент могут улететь искать вдохновение в какой-нибудь Таиланд, как было пару лет назад, и дома даже фикус не завянет, потому что его нет. Я их самый серьезный эксперимент, но уже взрослая, да и за мной всегда присмотрят. Кто-то другой берет на себя риски, решает проблемы, а они просто… творят. Это, наверное, круто, но я всегда видела себя другой. Более ответственной, более занятой, но ни в коем случае не несчастной.

А этот человек у воды сейчас несчастен. И мне становится тоскливо, будто я вижу в его лице всех архитекторов мира, включая себя.

Аполлонов меня наконец замечает, и приходится оторвать от него взгляд. Я робко приближаюсь к нему. Не решаюсь сесть рядом, как будто он задушит меня своей печалью. А Андрей Григорьевич же, в свою очередь, не слушая моих возражений, встает, выкидывает сигарету в дедушкину пепельницу-банку и, обняв за талию, помогает сесть на лавочку.

И опять эти чертовы мелкие разряды тока! Хоть совсем его не касайся!

– А то до утра бы там стояли, – комментирует он, доставая новую сигарету вместо той недокуренной.

– Извините, что беспокою, но… – Я облизываю губы, пряча смущение от лишних прикосновений. Не знаю, что сказать, чтобы не показаться бестактной. – У вас все в порядке? Может, нужна помощь? Хотя чем я могу помочь. Глупо, наверное, просто ну… мне показалось… – Аполлонов смотрит на меня таким взглядом, что я тут же умолкаю, чтобы не нести чушь.

Почему рядом с ним я так сильно хочу казаться взрослой и профессиональной, что в голове не остается ни одной разумной мысли? Одна каша. Я превращаюсь в заикающуюся школьницу, которая несет полный бред.

– Извините, в общем, – бормочу, будто готова встать в угол и понести наказание.

Андрей Григорьевич слабо улыбается, и все равно на щеках проглядываются ямочки. Я за сегодня их видела чаще, чем за все полгода, что он у нас преподавал.

– За что? У вас замечательная семья. – Он говорит искренне, я это чувствую, но отчего-то переводит взгляд на грозовое небо. Вот-вот снова польет дождь.

Мне хочется извиниться за то, что у меня слишком шумные и странные родители, что дедушка всегда такой подозрительный (он не работает в органах уже больше двадцати лет, а по-прежнему считает, что за ним следят) и совсем не хотел обидеть его, намекая, что Аполлонов как честный человек должен на мне жениться и что тетя вообще ерунду говорила весь вечер, а ее Таро – это чушь полная.

– Мне было приятно почувствовать себя частью такой дружной компании. Давно я не испытывал ничего подобного. Если бы не захотел оставаться – не остался.

– А вы…

– Мои родители погибли, когда я был ребенком. Дед умер пять лет назад, у меня осталась только бабушка, но… мы не то чтобы сильно близки с ней, – неожиданно откровенничает Аполлонов, и по телу бегут мурашки от его слов.