Нашла в Интернете два видео с той самой голой девушкой.

Первое идет минуты четыре. Полноватая брюнетка пританцовывает без музыки посреди тротуара. В одной руке она держит скрученное в узел платье. Лицо непроницаемое. Иногда девушка растерянно озирается, руки повисают вдоль тела. На заднем плане растет автомобильная пробка. Собирается толпа с телефонами. Хохот, свист и улюлюканье. Под конец в кадре появляются двое полицейских. Один из них кричит что-то в громкоговоритель. Девушка уходит в переулок. Тот, кто снимал, еще полминуты преследует ее. Видео обрывается, когда она натягивает платье.

Второе видео снято с другого ракурса и начинается чуть раньше. Одетая девушка стоит у белого джипа с тонированными стеклами. Из окна высовываются мужские руки и стаскивают с нее платье, связывают узлом и отдают ей. Когда появляется полиция, джип уезжает.

– Как я и предполагала, – говорит врач, – у вас аднексит. Это сейчас у многих. Девушки совсем не берегут себя. Ходят с открытой поясницей в любую погоду. Но не волнуйтесь. Это лечится. – Она протягивает мне розовый листок. – Там антибиотики и… В общем, я написала. Все понятно?

– Да, – мямлю я и убираю листок в карман сумки.

– И вообще, – продолжает она, – вам бы ребеночка. Замуж не собираетесь?

– Думаете, пора?

– Вам двадцать четыре. Самое время.

– Ну, не знаю. Это очень ответственный шаг.

– Вот что я вам скажу. Идеальных людей не бывает. Искать можно долго, а биологические часы не остановишь. Я гинеколог. Я понимаю, о чем говорю.

– Я подумаю, – встаю со стула. – До свидания.

– До свидания.

Люси перебирает вещи в своем гардеробе. Она сваливает их в две кучи: «слишком мальчиковые» и «то, что надо». Первая раза в четыре больше. В колонках играет «Venus In Furs».

– Вот, посмотри. – В руках у нее клетчатые брюки. – Пару лет назад я не вылезала из этого. Была одна такая в городе. А теперь все заполонили девочки в точно таких же штанах. – Она швыряет брюки в первую кучу. – У меня почти нет нормальных женских вещей. С Давидом и его тусовкой я забыла, что такое юбка.

– Ты можешь купить новые вещи.

– Да. Этим и займусь в ближайшее время. Марина обещала походить со мной по секондам.

Она снова ныряет в гардероб. В первую кучу летит мужская рубашка из голубого денима.

– И это блеянье достало, – говорит Люси и тянется к компьютеру.

Голос Лу Рида обрывается на слове «dark».

Ночью мне снится Бетти Шорт. Она склоняется над моей кроватью. Что-то шепчет, но я не могу разобрать ни слова – ее рот разрезан от уха до уха. Я просыпаюсь. Ночная рубашка липнет к спине.

Во вторник днем Эрнст заходит к нам, чтобы попрощаться, окончательно расплатиться с мамой. Мы втроем пьем чай на кухне.

– До конца лета точно улечу, – говорит Эрнст по-русски. – Нашел работу в Мюнхене.

– По специальности? – спрашивает мама.

– Да, это проектное бюро. Я посылал им своим проекты. Вчера было собеседование по скайпу. Теперь осталось визу сделать.

– А жить где будете?

– Сниму квартиру пока.

Маму отвлекает телефонный звонок.

– Извините, – говорит она и оставляет нас.

Эрнст встает и выходит на балкон.

– Теперь я их не скоро увижу, – говорит он, глядя на темно-синие очертания гор.

– Лучше мне видеть вас черной золой[18], – усмехаюсь я. – Не стоит грустить. У вас будут Альпы под носом.

– Знаете, Зарина, вы мне кажетесь умной девушкой.

– Я бы предпочла комплимент по поводу внешности.

– Я и не пытался сделать вам комплимент.

Хочется влепить ему: «В вас таки проснулся гестаповец», но я сдерживаюсь.

– Так вот, – продолжает он. – Вроде бы вы не глупая. Так откуда в вас это пренебрежение к Родине?