Из окна очередной «БМВ» вылетает пара строчек местной рэп-команды «Наши женщины знают себе цену. Я оставляю за собой право быть первым».

Люси продолжает:

– Я всегда хотела заниматься танцами. А мама отдала меня на аккордеон. Только осанку испортила. Кстати, Леван помогает мне с этим. Шлепает меня по спине, когда я сутулюсь. – Она смеется, потом берет нас под руки: – Я очень хотела, чтобы вы с ним познакомились. Так боялась, что он вам не понравится…

Мы молчим. Люси отпускает наши руки:

– Все так плохо, да?

– Кинул он нас отстойно, – говорит Марина. – Хотя без него лучше.

Сусæг цыд[12] у Арлеты и Феликса.

Я в обществе Илоны и еще пяти девушек торчу в комнате с задернутыми шторами. Мы ждем жениха. На Илоне бежевое платье-футляр и бежевые туфли. Она сделала укладку – лоб открыт, локоны спускаются по щекам. Остальные девушки в розовых, коралловых, зеленых и прочих одноцветных платьях, обувь и сумки в тон. Я – единственная, у кого платье с рисунком (голубые цветочки на сером фоне), и обувь отличается от него цветом (коричневые босоножки).

Самая младшая в комнате, двоюродная сестра Илоны по линии Феликса, которой четырнадцать или около того, пристает к остальным с вопросами:

– Как переводится «сусæг цыд»?

– Тайный визит, – отвечают ей.

– А почему тайный, если мы все в курсе?

– Тайный от родителей невесты.

– Но ведь Арлета и Феликс тоже здесь?

– Наверное, раньше жених приходил тайно, – говорит розовое платье.

– Надо у бабушки спросить, – предлагает зеленое.

– Я у своей спрашивала. Она не знает.

– Ну, – вступает коралловое платье. – В книге «Осетинские обычаи» все описано так, как мы сейчас делаем.

– А что первично, книга или обычай? – спрашиваю я.

– В смысле?

– Забудьте.

– Ой, давайте я вас сфоткаю! – говорит второе зеленое платье мне, Илоне и еще двум девушкам, сидящим с нами на диване.

Мы обнимаемся, улыбаемся и замираем. Вспышка.

– Иди сюда, – говорит Илона четырнадцатилетней кузине, и та втискивается в кадр. Мелькают еще две вспышки.

– Эй, давайте все в кадр!

– Постойте, – коралловое платье, прикладывает ухо к двери. – Они идут.

Мы встаем, выстраиваемся полукругом. Я оказываюсь между Илоной и четырнадцатилетней кузиной.

– Разве мы не должны встать по старшинству? – шепчет кто-то.

– Нет, это у мужчин…

– Сейчас мы его наконец увидим, – хихикает розовое платье, толкая Илону локтем. – Напомни, как его зовут?

– Бусик, – отвечает Илона.

Дверь открывается. Входят трое мужчин в костюмах. У одного в руках красная бархатная коробочка, у другого – сложенное вдвое свадебное платье, третий держит блестящее картонное ведерко с конфетами. Если я что-то смыслю в обычаях, он и есть жених.

– Фарн уæ хæдзарæн![13] – восклицает он.

Тот, что с платьем, раздраженно косится на него, и жених тушуется.

Розовощекий, чернобровый, упитанный, с римской стрижкой и розовым галстуком. Бусик, а не Эльбрус. Бусик. Эдакий осетинский буц хаст сывæллон[14]. Из тех, кого до тридцати треплют за щеку многочисленные тетушки. Стоит растерянный с ведром конфет.

За его плечом возникает мамино лицо. Мама что-то шепчет ему на ухо и подталкивает кулаком в спину. Бусик недоуменно оглядывается, потом, возвращает на лицо свою наивную улыбку и делает шаг к нам.

– Крышку сними, – говорит сквозь зубы товарищ с платьем.

Тот, что с коробочкой, снимает крышку.

– Адон та уын сиахсы къаффеттæ! – говорит мама. – Райсут дзы, чызджытæ[15].

Бусик подходит по очереди к каждой девушке, протягивает ведерко, и девушки достают по конфете. Когда очередь доходит до меня, кажется, что в его глазах загорается пламя. Я вздрагиваю, чуть не уронив конфету, но тут же соображаю, что это просто еще одна вспышка. Бусик переходит к четырнадцатилетней кузине, потом к другим девушкам. Потом у него отнимают ведерко, и он вместе с товарищами сумбурно и скомканно дарит невесте платье. Ему в руки суют бархатную коробочку. Девушки включают камеры на телефонах. Бусик вынимает кольцо и надевает его на палец раскрасневшейся Илоне. Илона надевает ему кольцо в ответ. Это и есть вершина жизни?