– И насчет секций, – наконец произнес он. – Чем бы ты хотел продолжить заниматься?

– Шахматы! – с запалом выдал я, но потом стушевался. – У меня первый спортивный разряд… Я бы… Я бы хотел продолжать.

«Какой же дурак!» – раздраженно выругался я про себя, жутко разозлившись за неумение держать язык за зубами. Если вдруг отец решит меня наказать, то запретит именно шахматы. Мгновенно меня задушил испуг – я не мог лишиться игры. Чего угодно, но только не ее.

– Посмотрим на твое поведение, конечно, – благодушно кивнул отец, взболтав виски в бокале, – но тренер говорит, что у тебя талант.

Я облегченно выдохнул: он не отказал сразу, а значит, у меня оставалась надежда.

Отец выбрал лучший санаторий, и страшно представить было, сколько стоила путевка, включавшая в себя и массажи, и бассейн, и целый комплекс оздоровительных занятий по лечебной физкультуре. Но я не повелся на такую попытку купить меня и, оставаясь настороже, собирал вещи в просторный пластиковый чемодан. Рядом кружилась Ира, упаковывая принадлежности для душа.

– Без тебя здесь будет одиноко, – с улыбкой сказала она, растрепав мои волосы. – На сколько ты уезжаешь?

– Отец купил программу на две недели.

Отчалить в путь предстояло завтра. Отцовский водитель должен был отвезти меня в пункт назначения и помочь оформить документы – отец написал на него доверенность. Сам он не мог пропустить важное совещание совета директоров. Но я даже радовался возможности поехать без отца: водитель мне разрешал слушать музыку через аудиосистему и сидеть на переднем сиденье.

Мы с Ирой и не заметили, как за сборами стемнело. Но чемодан, наконец готовый, стоял у двери. Выезд из дома планировался в пять утра, и, чтобы избежать неприятных сюрпризов, я решил все дела закончить вечером.

– Все собрал? – Отец привалился плечом к косяку двери.

Подняв голову, я быстро кивнул, чуть заметно улыбнувшись:

– Остались только документы…

– О них не думай, я уже отдал их водителю. Послушай, Рудольф, веди себя там прилично. Не опозорься только.

Хотелось сказать: «Ну что ты, папочка, род Грозовских останется не посрамленным». А вырвалось:

– Конечно, отец. Не переживай, я не подведу.

Правда, наутро он не вышел меня провожать, мы скупо попрощались тем же вечером. Водитель закинул мой чемодан в багажник, а я с удовольствием разместился на переднем сиденье. И пусть в пять утра еще стояла темень, мне все равно нравилось наблюдать за синеющими вдалеке макушками деревьев.

Мы проезжали мимо похожих друг на друга поселков и одинаковых лесополос. По плану я должен был задремать, но сон от предвкушения свободы не шел.

Впервые я вырвался куда-то в одиночестве, без отцовского или Ириного надзора. Правда, с собой мне дали только кнопочный телефон, чтобы я не отвлекался от прохождения оздоровительной программы, а на ноутбуке ужесточили режим родительского контроля.

Плевать.

Я думал только о том, что эти две недели буду свободно дышать, не боясь сделать неосторожное движение. Призрачная воля манила меня с каждым оставленным позади километром все сильнее. Никого вокруг: я один, и только лес должен был составить мне компанию.

Мы подъезжали, когда мой телефон оповестил о новом сообщении. Конечно, от отца. Вряд ли кто-то еще мог мне написать.

«Я положил тебе в чемодан шахматы. Через две недели, сразу после твоего возвращения, состоится турнир. Тренер тебя уже записал. Если выиграешь – продолжишь заниматься. Все в твоих руках».

Я ненавидел фразу «все в твоих руках» – настолько она лживо звучала! У меня не было власти даже над собственными желаниями и мечтами: все они с детства вкладывались в мою голову отцом. И только шахматы я любил по-настоящему, поэтому не мог позволить отцу забрать их у меня.