Я даже поднимаюсь. Потому что, ну, не бывает таких совпадений. Отец учил меня не доверять людям, и я подхожу к кассе, где сидит уставшая от жизни продавщица. Поднимает глаза и кивает.

— Что тебе, девочка?

— Простите, а торт «Любимчик Пашка» еще есть, а то мой… друг мне не оставил.

— Она врет. Тут еще целый кусок!

— Сегодня уже нет. Нам обычно привозят десерты в восемь утра. Сегодня все разобрали. Особенно «Пашку».

Поразительно.

Возвращаюсь и вижу, как этот гад собирается съесть последний кусок.

— А мне?

— Открой рот, — делает он одолжение и поднимает ложку с квадратным кусочком сладости. Я поджимаю губы, а он меня по ноге своей бьет. — Открой рот, а то я сам все съем.

Я вздыхаю и размыкаю губы, он ложку к ним подносит и снова.

— А теперь достань язык.

— Ты издеваешься?

— Ну, а что? Попытка - не пытка. Да когда тебя еще покормят самым вкусным тортом в мире? — он подносит ложку, и я обхватываю ее губами, сразу прикрывая глаза, чувствуя, как печенье и крем тают на языке. И я им облизываю губы, которых вдруг касаются другие. Жесткие, упрямые и такие желанные.

— Я могу смотреть на это вечно, — отстраняется Богдан, а я понимаю, что сочетание его губ и торта самое невероятное, что было в моей жизни.

— Что бы тебе подарить на день рождения, — задумывается Богдан и бросает взгляд за стекло, туда, где стоит его сногсшибательная машина. И я знаю, что хочу. Богдана, конечно, и посидеть за рулем его машины.

— Что?

— Можно порулить?

— Нет, конечно. Еще я девчонке не давал сесть за руль своей ласточки.

— Но я умею. У меня и права есть.

— Да ладно?

— Да я серьезно говорю! Хочешь, поспорим?

— О как? Споры я люблю. Но за руль все равно не пущу.

— Ну, Богдан, ну, пожалуйста. Я очень хочу сесть за руль, проехаться немного, совсем чуть-чуть, — строю я глазки, а он закатывает свои. Берет меня за руку и тащит из кафе. Подводит к машине и открывает водительское сидение. Садится сам, а я хмурюсь.

— Садись, — отъезжает он назад, чтобы от руля осталось больше места.

— Куда?

— Ко мне на колени. Ты когда последний раз такой аппарат водила?

— Никогда, — признаюсь я, а он усмехается.

— Так вот именно. Так что садись, а я буду тебя учить.

— Ты скорее на студента похож, чем на учителя. А сколько тебе лет?

— Отличный вопрос, и я отвечу на него, когда ты уже усядешься, — дергает он меня за руку, и мне ничего не остается, как разместиться у него на коленях.

— Теперь возьмись за руль.

— Он такой гладкий, твердый, — задыхаюсь я от удовольствия. Я столько об этом мечтала. Столько грезила.

— У тебя отлично получается держать руль, крошка. Прекрати елозить задницей. Иначе тебе начнет мешать кое-что другое.

— Рычаг переключения передач? — резко выдыхаю я, когда действительно становится некомфортно сидеть на его коленях. — Я думала, ты лучше себя контролируешь… Ты ведь такой взрослый.

— С тобой контроль летит к чертям, — шепчет он мне в ухо, а я резко выдыхаю и трогаюсь. Нас дергает вперед, и Богдан шипит, словно ему больно. — Не так резко, Аня. Толкайся плавно, так же как я буду скоро толкаться в тебя.

В голове только шум, в глазах почти слезы. Мне так хорошо сейчас, что хочется кричать и плакать. Он резко откидывает спинку кресла назад, проводит рукой по моему животу, ниже, раздвигает рукой бедра, а я должна сопротивляться, сказать, что хотела порулить, а не девственности в машине лишиться. Но он проводит кончиками пальцев по запертой в белье и капрон промежности, и я дрожу от предвкушения. От того, что он сказал, от мыслей о том, как он будет в меня толкаться.

Он поворачивает мою голову к себе и полноценно целует, касается языка своим, уводит в неизвестные дали. И я понимаю, что не могла придумать лучше поцелуя, чем в любимой машине. Но тут ему звонят, и он собирается ответить. Лезет за телефоном, а я его руку удерживаю, не хочу такой момент портить.