Тут Богдан делает короткое движение, сносит в сторону стол и бьет Диму в нос. Я кричу, а Дима падает на спину, держась за нос, из которого кровь хлещет.

Мне, конечно, приятно, что Богдан заступился, но жалко Диму.

— Еще раз услышу от тебя хоть слово в ее сторону, выбью и зубы. Аня, пошли.

— Ему надо помочь.

— Он заслужил!

— Может и так! Но у него кровь! По нему же видно, что он не может себя защитить. Где аптечка?

— Нет у нас.

— Ну хоть что-то. Водка, салфетки!?

— Мать Тереза, блять, — бурчит Богдан, но не уходит. Вздыхает и кивает на стол Димы.

— У него там что-то было.

Я тут же подлетаю, открываю тумбочку и достаю аптечку.

18. Глава 18.

Я обработала рану Димы. Мне хотелось с ним поговорить, объяснить, что порой планы меняются. Но он лишь молчал. И молчал, когда мы спускались обратно в подвал.

— Мне так неудобно перед ним.

— Не парься. Он смирится, — обнимает меня Богдан и ведет в ванную, где сам раздевает. — Самое главное — это мы с тобой.

Вода была идеальной, приятно пощипывала кожу. Мы долго лежали. Богдан снизу, а я на нем. Сначала молчали, но вскоре Богдан заговорил.

— А что ты там придумала про дядю.

— Придумала?

— Ну, я бы знал. Мы выясняли про мою семью, но там все глухо. Я даже не знаю, как мою мать звали.

— Вероника, — рассказываю я то, что помню. — Она родилась в семье Черепановых.

— Черепановы? Отец вел дела со старшим, не помню, как его звали.

— Геннадий вроде. Он твой дед. Тоже не очень приятный тип.

— Тоже это про меня, или про моего отца?

— Не придирайся к словам. Это просто про человека. Он был неприятным. Настолько, что твоя мама его убила.

— Мне кажется, это все слишком фантастично, чтобы быть ложью. Почему убила?

— Он… — я знаю, слышала, как это обсуждали, но никогда вслух не произносила. — Он подкладывал ее под своих партнёров. Не удивлюсь, если твой отец был одним из них.

Богдан замолкает. Причем надолго. Даже прекращает меня гладить. Я поворачиваю лицо, чтобы взглянуть на него. Скулы напряжена, челюсть сжата. Он мельком смотрит на меня. И словно хочет снова сыграть в балагура, но больше не получается. Потому что он вроде улыбается, но тут же снова хмурится.

— И что, этот мой дядя, ее брат. Ничего не делал?

— Мне кажется, я не та, кто должен тебе это рассказать.

— А кто должен?

— Сам Харитон. Я знаю эту историю лишь со слов и, как по мне, там много белых пятен.

— Да моя жизнь давно одно белое пятно. Этот Харитон знает про меня?

— Знает! Он даже искал тебя. Но связаться с тобой, пока был жив Ломоносов, было нереально, а потом ты пропал. Словно с лица земли исчез. Расскажешь, куда?

— Сначала… — его словно тянет рассказать, но он тут же усмехается. — Ерунда все это, Ань. Самое важное то, что происходит здесь и сейчас. А прошлое, родственники, чушь.

— И ты… Ты отказался от мести? Больше не злишься на моего отца?

— Он мне тебя подарил, — обнимает он меня крепче, а мне не по себе. Внутренний голос буквально вопит о том, что он, если не врет, то точно недоговаривает. — Теперь у меня есть счастье, которого не хватало. Зачем мне ему мстить.

Он разворачивает меня в объятиях, и мысли тут же выносит вместе с поцелуем. Но там, на закромах сознания появляется червячок сомнения, что все это ложь. Что все это фантазия, очень удачно сыгранная, и хотелось бы понять, зачем. Но потом, все потом. Сейчас только он, я и вода, обволакивающая нас как в летнем море. А может и правда.

— Богдан, а давай уедем. Я позвоню отцу из другого города, скажу, что все изменилось. Он, конечно, будет лютовать, но ради меня смирится.

— Аня, если ты уедешь со мной, то больше никогда не сможешь увидеть свою семью. Твой отец не смирится, мать не смирится, и, стоит им меня увидеть, меня линчуют.