— Ну уже и не невинных, — целует он меня снова и двигаться пытается, а я челюсти сжимаю. Пытаюсь хоть как-то к ощущению привыкнуть, когда тебя рвут изнутри.

И тут в дверь стучат так громко, что мы вздрагиваем.

— Лом! Там Костян приехал. Утро уже, пора Самсонову звонить.

Утро? Темно же было!

Богдан словно вспоминает что-то, пытается встать, а я в него вцепляюсь.

— И ты меня так оставишь?

— Ну я еще вернусь, не переживай. Закончим начатое, — он еле выходит. — Да не дуйся, все равно нормально потрахаться не получится. Сходи в душ. Сейчас заживет все. Эй!

В него летит подушка, затем лампа прикроватная, которая разбивается об дверь Книги, что рядом с кроватью лежат.

— Больная что ли?!

— Да свали ты уже к своим Димам и Костям, а меня в покое оставь!

— Аня!

Я чувствую, как ярость и обида, смешенные с болью, внутренности скручивают. Отворачиваюсь от этого бесчувственного гондона, желая только того, чтобы он остался и погладил меня, обнял, сказал, что я еще получу удовольствие и это только первый раз, а он… Придурок. Дверью хлопает, еще и кидая мне напоследок:

— Истеричка.

Лучше бы он меня изнасиловал. Лучше бы я сопротивлялась, так я хотя бы не ощущала себя виноватой во всем. В том, как мне больно, в том, что я отдала ему так просто столь дорогое и ценное.

Блин, какая же я дура, — утыкаюсь в подушку и вою белугой.

12. Глава 12.

*** Богдан ***

Деньги важнее всего. Месть важнее всего. Цель важнее всего. Именно эту молитву я шепчу себе как безумный, пока хватаю джинсы, футболку, кроссовки и бегу вон. От ее запаха. От тела, что казалось созданием дьявола. От глаз, что так просили не делать больно. От ощущений внутри нее, когда единственное желание — чтобы это никогда не заканчивалось. Блять, блять, блять. Ведь знал, что не надо ее трогать, знал, что не стоит вестись на соблазнительную грудь, которую сотни раз представлял в своих фантазиях, на плоский животик с аккуратненьким пупочком. От розовой развилки, покрытой мягкой порослью. Сука. И почему Самсонова? Еще никогда соблазн остаться с телкой, а не бежать по делам, не был столь сильным. Но я пересилил себя, оставил это яблоко раздора одну, чтобы не думала, что она своим телом способна заставить меня свернуть с пути истинного.

— У тебя кровь? Ты ее порезал, что ли? Че она так орала? — спрашивает Димас, а я смотрю на белую футболку. Реально. Несколько красных мазков. Оборачиваюсь. Только понимаю, что целку порвал, у нее там вроде как рана. Наверное, надо бинты, хотя вроде от этого никто не умирал.

— Да дура, вот и орала. Сон плохой приснился.

— Ладно, ты так поедешь?

— В машине рубашка есть, сверху накину, подумают еще, порезал кого, — усмехаюсь, хотя самому несмешно. Мы садимся в тачку и выезжаем к Косте.

Костя Резвых мужик. Благодаря ему я не упал на самое дно, а держался эти годы в ожидании. Еще когда папа умер, он рядом был, помогал с похоронами, потом в семью меня пристроил и звонил какое-то время. Но в этой семье мужик гондоном оказался, по мальчикам был, и я сбежал. Долго мотылялся по улицам, воровать научился, пришлось и руки замарать, чтобы себя защитить, потом попал в колонию, откуда меня и вытащил Костян. Он помог выйти по условке, а потом и выкрасть мое дело, как будто и не было меня в системе. Сам он тоже промышляет воровством, а сейчас является управляющим в клубе, куда и приехала Самсонова. Он же нашел ту самую тачку.

Два года назад я пошел в обход его, потому что устал ждать, но теперь слушаю тех, кто уже варился во всем этом. Первый план провалился, но всегда есть запасной. И я очень надеюсь, что мой опрометчивый шаг не помешал его исполнению. В конце концов, она сама постыдится рассказать, как трахалась с отбросом. Папочка не поймет, а насилия там не было ни на грамм.