Он все-таки заводит меня в темный кабинет, и я опасливо на дверь озираюсь. Вот об этом отец меня и предупреждал, не оставаться с мужчинами наедине. Особенно, если они тебе нравятся. Особенно, с таким, как он. Опасным и будоражащим. От него ноги подкашиваются, от него хочется сбежать, чтобы обязательно вернуться.

Парадокс, как ни крути.

— Да расслабься, посмотрю твою руку, трахну и отпущу.

Я испуганно вырываю руку, а он смеется. Смеется надо мной. Надо мной вообще никто никогда не смеялся.

— Да шучу я. В любом случае, если тебе захочется, стоит только попросить.

Он просто обхватывает крупными пальцами мои плечи и усаживает на продавленный диван. А я мельком обстановку рассматриваю. Круглый стол для покера, диван, шкаф, судя по всему, с алкоголем.

— Ты всегда такой откровенный?

— Ну, а че? Зачем врать, если я реально тебя хочу, — садится он рядом и рукав мой закатывает до самого плеча, а я замираю. Он, мало того, что так близко, дыханием табачным опаляет. Он еще и меня касается. Руку гладит.

— Ай! — тут не до удовольствия. Реально больно.

— Это просто ушиб, — он встает, идет к шкафчику, в котором я замечаю бутылки весьма дорого коньяка. А еще аптечку. Он достает лед из морозилки. Накладывает его в бинт и ко мне подходит. Прикладывает к месту ушиба.

Легче становится определенно, но жара, который искрами хлещет всю нервную систему, не унимает. Я даже глаз поднять не могу. Даже цвет знать не хочу, но уже словно знаю, что стоит мне окунуться в них, обратной дороги не будет.

— Тебя как зовут-то?

Отлично. Он мою руку лечит, трахаться хочет и соизволил имя спросить. Права так и не посмотрел.

— Я тебе права показывала.

— Я только возраст смотрел.

— Он тебя волнует?

— Честно? Я бы тебя и вчера хотел трахнуть…

— Ну, да, смешно, один день… И хватит…

— Хватит говорить, какая ты красивая? — он просто гладит мою ушибленную руку, просто прикасается ногой к ноге, а я выть от удовольствия хочу. Хочу, чтобы он говорил дальше. Не останавливался.

— И все? — поднимаю я-таки взгляд и теряюсь в его зелени. Зеленые. Как у ведьмака.

— Не все… Еще сексуальная, шикарная, великолепная, с адски сногсшибательным телом…

— Аня, — нужно это остановить, мне нужно перестать таять. — Меня зовут Аня.

— Дурацкое имя.

— Можно подумать, у тебя нормальное, — злюсь. А ему весело, вроде, хотя глаза серьезные. Они словно, не знаю, предупреждают меня о чем-то, а я не внимаю, спеша, как мотылек, на свет электрической лампы.

— Да тоже дурацкое. Богдан я.

Богдан. И ничего не дурацкое. Сильное. Властное. Как и он сам. Нужно что-то сказать. Кивнуть, чтобы он не думал, что я на него запала. Но это как с рыбой в сетях. Барахтаться бесполезно.

— Запала на меня.

— Ну, вот еще, — отворачиваюсь и вскочить хочу, но он словно специально на больную руку нажимает. — Больно! Ты совсем, что ли?

— Ну, а куда от правды бежать? Она ведь все равно тебя настигнет.

— Ну, даже если и запала. Это не значит, что я с тобой в койку прыгать буду.

— А койка — это скучно, есть много других интересных мест…

— Ну, уж нет. Если и лишаться девственности, то в постели…

— Ага, а лепестки роз будут торчать из задницы…

Я прыскаю со смеху и снова хочу встать, а он за мной.

— Ну, и куда ты бежишь, Аня? Все равно ведь поймаю.

— А у меня рука болит, а не нога, могу тебе по яйцам заехать.

— Боюсь, твой удар будет, как ласка. Но попробуй, — нависает он сверху, а я быстро пытаюсь придумать, что бы еще такого остроумного сказать. Но не получается. С ним вообще ничего не получается. Быть хорошей не получается особенно. С ним хочется быть плохой, грязной, неприличной.