Количество детей достигало двенадцати, правда некоторые тихо и незаметно умирали в младенчестве, но о них никто не плакал, им даже иногда завидовали, поскольку умершим не ходить больше по кругу земных мучений.

По-тихому, буднично так, без отпевания, хоронили их без церкви и священника – их в поселке не было никогда, как не было и в других поселках треста «Амурзолото», построенных наспех и по виду напоминающих тюремную зону.

…Наступившие школьные годы стали еще безрадостнее.

Учиться зимой со старшей сестрой Леной они бегали по – очереди, передавая друг другу единственные в семье мамины рваные валенки – другой женской обуви в доме не было.

Старшая сестра одевала их утром, а она – после обеда. Вскоре любимая сестренка померла – застудила ноги на морозе.

Потом началась война.

Отца и не умерших в детстве братьев Государство забрало в армию, а самый старший брат Владимир ушел туда еще за год до начала войны.

Провожали мужичков молча, без слез и молитв, без песен и танцев, как на похоронах.

Стало еще голоднее, теперь даже травы весной не хватало на всех.

Подкормиться в тайгу ходили теперь и взрослые, даже лежачих стариков относили туда.

Надежда выжить была связана только с тайгой и картошкой.

Тайга – кормилица редко, но выручала…

В свободное время, чаще ночью, они с сестренками тайно ставила силки и капканы, ловила сетями рыбу – научились этому у старших братьев.

Добытое таежное пропитание сушилось, вялилось, солилось, коптилось и тайно пряталось на зиму в тайге.

Сохраняли еду в погребах, вырытых и замаскированных в глухой тайге, скрывая таежные дары от озверевших и донельзя ожиревших охотинспекторов.

Те зверствовали люто – ловили в тайге и на подступах к поселку, отбирали снасти и добычу. Иногда жалели только детишек, а вообще – то, за незаконную рыбалку и охоту полагалась тюрьма, а оттуда – прямиком на фронт – в штрафную роту.

Такая участь выпала братишке Борису, пойманному в тайге возле найденного им в тайге подыхающего, неизвестно кем подраненного лося.

Во время наводнения на старенькой весельной лодке они догоняли и причаливали к берегу огромные лесины – так назывались лиственницы, смытые водой во время наводнения.

Лесины сохли на берегу, а к зиме их распиливали двуручной пилой и перетаскивали на высоченный берег.

Ими и топились всю зиму.

Работать стали еще дольше, в школу почти не ходили – до самых морозов пропадали на полигонах, помогая добывать золото, копать и возить золотоносную породу.

Те, кто был постарше, и сами мыли золотишко лотками по дражным отвалам. Добывали, если повезет, до 2—3 граммов золота в день.

Работали и на самих драгах – огромных пароходах – фабриках по добыче золота.

Еще зимой ловили рыбу из подо-льда для фронта.

Труд каторжный – попробуй-ка пробить дыру ломом в полутораметровом льду! Чтобы поставить сеть, нужно пробить таких дырок штук 20, а уж потом с помощью длинного шеста протолкнуть через лунки веревку и протянуть подо льдом сеть.

А утром опять «долбасить» замерзшие лунки, снимать рыбу и снова ставить сети.

Сетей-то за день ставили не один десяток.

Но зимой работали все-таки меньше – день короткий. И в школе были подольше.

Она научилась, наконец, читать, и ей открывался новый сказочный книжный мир, загадочный и недоступный раньше.

Во сне начали приходить герои, но чаще они приходили в образах воевавших братьев.

Ее приняли в пионеры, повязали красный галстук, но когда она – счастливая и нарядная, в подвязанном на талии единственном мамином платье – прибежала домой, пьяный отец без причины, молча «перепоясал» ее нагайкой, которая висела в «красном» углу вместо икон.