Уже дома я нашла их сайт, но информация на нем была слишком общей, нагромождением канцеляризмов про безопасность и порядок. У меня случился приступ непонимания прочитанного, и я с раздражением закрыла страничку – ничего полезного там не было.

Только на третий день я догадалась закачать не сериал, а книгу. Я себя переоценила: от чтения с телефона болели глаза, поэтому на четвертый день я уже слушала аудиокнигу. Я искренне удивлялась, что делали люди на работе в офисах до изобретения интернета. Неужели всё время работали?! Какие же дни длинные. Жуть какая!

С нежным трепетом вспомнила таблички и счета на своей прежней работе… И испуганно отбросила эту мысль. Хотя непонятно, что скучнее: ничего не делать или заниматься этими чертовыми табличками. Кажется, даже таблички веселее, чем созерцание стен, и я подобрала мысль про таблички обратно.

В какой-то момент я даже дозрела до мысли притвориться мертвой, когда Егор войдет с подносом в следующий раз. Но решила, что это слишком большой риск для подноса. Хотя сама мысль о розыгрыше была такой веселой, что мне её одной хватило, чтобы похихикивать каждый раз, когда он входил. От этого мужчина становился только еще более каменным.

Интересно, а мне вообще положена зарплата за такую работу? Я как-то даже не спросила при оформлении, и бумаги подписывала не глядя. Это всё взгляд кадровички виноват – она так настойчиво тыкала пальцем в место для подписи, что я не посмела возражать. Мысленно попрощалась с квартирой и почками, ведь там явно было разрешение на их изъятие.

Егор был единственным сотрудником Отдела, с которым я общалась, несмотря на то, что проводила всё время в особняке. Рабочий день у меня оказался уж очень длинным. Егор в шесть часов утра звонил в дверь моей квартиры. Он выглядел абсолютно таким же, как вечером: гладко выбрит, свеж и бодр. Я же выползала сонная и опухшая, медленно тащилась до машины, задремывала на сиденье, а потом еще спала пару часиков прямо за столом, положив голову на руки.

В одиннадцать вечера Егор открывал дверь, выпускал меня из кабинета, придерживая за локоть, и проводил по особняку до машины. Казалось, он боялся, что я могу начать бегать по коридорам Отдела и заглядывать в их секретные секреты, если он разожмёт пальцы.

Про Отдел он очень вежливо, но удивительно убедительно попросил никому не рассказывать. О том, что я сменила работу, кроме бывших коллег, знала только Марфа Григорьевна. Она приобрела привычку сидеть в шесть утра на лавочке около подъезда. Здоровалась приветливо со мной, но Егор быстрее бежал к машине и держал пассажирскую дверь открытой, намекая, чтобы я быстрее села, а не болтала с соседкой.

Я уверена, что Марфа Григорьевна записала номер автомобиля и украдкой сфотографировала Егора. Вот так бдительная соседка оказалась самым вовлечённым в мою жизнь человеком. Если я однажды не вернусь, то только благодаря ей меня начнут искать. Это внушало надежду! Жаль, конечно, что меня тут не найдут.

Мои подруги делились со мной забавными мемами в социальных сетях, и я с удовольствием их просматривала перед сном. Однако наши онлайн-встречи были редкими, и говорить о работе мне было запрещено. А других тем для разговора не находилось. Если бы я даже рассказала подругам о своих проблемах, они бы не поверили, а если бы и поверили, то разочаровались бы в том, как скучно я провожу время на новой работе. Беспокоить родителей мне не хотелось, в моей личной жизни уже давно был полный штиль.

Я даже радовалась, что у меня нет домашних животных. Бедное животное бы тосковало по такой занятой хозяйке. А цветы я спокойно поливала ночью. Они, кажется, не скучали по мне, а только пытались занять освобождённое мной пространство. Листочки моих безмолвных соседей казались зеленее и сочнее.