Либо Бальтазар хитрил, либо действительно не знал о нашем с Клойсом родстве. В его тоне я не уловила насмешки, зато подметила вкрадчивость. Лорд не доверял своему бете. Следовательно, он его побаивался. Но как много у нас времени до того, как Бальтазар разузнает правду? Месяц, неделя, день? Или кто-то прямо сейчас ввалится сюда и скажет, что мы рождены от одной матери?

Мой взгляд упал на нож для колки льда. Действовать надо было быстро, осмотрительно, решительно. Бальтазара следовало остановить!

— Может быть, мы встречались, — ответила я как можно ровнее, а сама потянулась к прибору. — У людей память притуплена. Не такая хорошая, как у волков.

— Похоже, он тебя запомнил, — мурчаще сказал Бальтазар.

Меня спасало то, что я стояла спиной к лорду, а сам он мыслями был где-то далеко. Действуя инстинктивно, я чуть проткнула подушечку большого пальца острым кончиком ножа и смыла выступившую капельку крови алкоголем, наливая его в стакан лорда. Приглушив тем самым запах крови, я сразу же зажала палец в кулаке, развернулась и уверенной походкой двинулась к своему хозяину.

Страх цепко держал меня за горло, сдавливал грудь и бил по ногам. Но мне удалось передать стакан Бальтазару, глядя ему в глаза и не дрожа. Если он раскусит мое жестокое намерение, но убьет меня прямо здесь и сейчас. Но если мне удастся план, то мы с Клойсом сбежим и успеем скрыться от Идена до его возвращения в поместье.

Бальтазар повертел стакан в руке, глядя на янтарную жидкость. Я молча заложила руки за спину, едва ли ни потея от растущего в комнате напряжения.

Наконец улыбнувшись, лорд сказал: «За твое здоровье!», — и поднес стакан к губам.

Во мне всколыхнулось сострадание. В последний момент возникло непреодолимое желание выхватить стакан и придумать другой способ освободиться от рабства. Но назад пути не было. Бальтазар сразу смекнул бы, в чем подвох.

Я отвела взгляд в сторону и, плотно сомкнув губы, чтобы не закричать, прислушивалась к его глоткам.

Один…

Второй…

Третий…

Лорд отставил стакан на столик и откинулся на спинку кресла. Никаких изменений с ним не происходило, и я почему-то облегченно выдохнула. Не знаю, о чем я думала, опаивая его, но внезапно поняла, что вряд ли смогу нести на себе клеймо убийцы. Пусть даже жертва заслужила это.

— Так ты расскажешь мне подробности вашей с Реганом Аларнисом ночи? — насмешливо спросил Бальтазар. — В чем твой секрет, Роксана?

— Никаких секретов нет, — вымолвила я, воровски поглядывая на хозяина. — Кэйя вам все обо мне рассказала.

— Неужели ты первая девственница на его счету? — засмеялся он, запрокинув голову. — Бедный парень. Подставился из-за юбки. Теперь все стаи узнают, с каким позором был пощажен его верный бета. Подозреваю… — Он кашлянул и, нахмурившись, положил ладонь на живот. — Подозреваю, не скоро он получит место… Место… — Бальтазар вновь закашлял — часто, взахлеб, сипло дыша.

Он сполз с кресла и, стоя на коленях, едва ли не лбом уперся в пол. А я медленно попятилась, желая проснуться от этого кошмара.

Он все-таки отравился.

Я его отравила!

Распластавшись на полу и дыша так, словно в его глотку напихали соломы, Бальтазар посинел. Он задыхался, а я ничего не могла изменить. Уже не могла. Лишь беспомощно наблюдала за его тщетными попытками дотянуться до меня, что-то сказать, и даже, возможно, обратиться, чтобы спасти себя ускоренной регенерацией клеток.

Мой живот скрутило в тугой узел, во рту появился сладкий привкус. Еле сдерживая рвотные позывы, я отвернулась и закрыла лицо руками. Мучения Бальтазара длились недолго. Намного дольше будут мои. Его образ будет приходить ко мне во сне и наяву, вызывая у меня угрызения совести. Я буду вздрагивать от шорохов и бояться собственной тени. И я сама обрекла себя на это.