У-У-У-у-ф-ф-ф…

Я вся покрываюсь гусиной кожей, волосы на руках прямо-таки встают дыбом, словно наэлектризовались. Я чувствую несравнимый озноб, который проносится по всему телу, такой сильный, щекотливый, больше всего отзывающийся в голове, прямо на кончиках волос, что мне кажется, будто мои локоны вот-вот сами запляшут. Сколько ещё хранит в себе эта картина? Теперь это даже не гипноз, это галлюциногенный бред какой-то. Но «бред» – слишком грубое для этого слово. Я смотрю, приподнявшись с подушки, и хоть все рёбра ноют, мне всё равно – я пялюсь туда. Слышится соло на гитаре от латентного астрофизика Брайана Мэя под аккомпанемент барабанов и тарелок. Эти струны! И вот Фредди под задний хор группы поёт что-то схожее с оперой. Я рыдаю, как одинокая девушка на вечеринке, слёзы просто идут, без малейшего выражения на моём лице, они просто есть и именно сейчас решают заявить об этом… Да-а, даже в наборе бессмысленной рифмовки есть что-то восхищающее. Вполне может быть, что именно это принято называть настоящей поэзией…

Под конец песни, уже после партии рока, которая мне откровенно никогда не нравилась (это как испортить отличное произведение, лишь бы угодить под тренды) голоса затихают, я легонько ложусь на подушку…

И чтоб я провалилась! Самой малой частью периферического зрения, я точно вижу, что Даня стоит около своей койки! Осознание моё приходит быстро: как же резко я падаю на пол и с меня слетают наушники вместе с плеером. Я поднимаюсь, держась за рёбра. Всё то же. Без изменений: лежит, как и лежал. И грустно, и вроде облегчение: обещанного обморока не случается.

Недолго думая, с самой широкой улыбкой, которую я только могла почувствовать на своём лице, я направляюсь к его койке. Я никогда не подходила к нему так близко, пока находилась здесь. Боялась этого, как огня. Голова его уже имеет нормальные размеры, выглядит бледным, в остальном на вид точно такой же, мой горячо любимый, возможно, единственный друг, и точно единственный мужчина.

Я отматываю на начало песни, сую аккуратно ему в уши наушники и ставлю на репит. Пусть поиграет немного.

Меломаном он никогда не был, большинство песен и людей их исполняющих люто ненавидел. Но как только я поставила ему это в первый раз, он остолбенел, сам удивившись своей реакции. И как же долго он потом искал что-то похожее, способное вызвать эти же ощущения. Я ему подсказывала, конечно, но добавляла, что точно также не будет. Это как первая любовь. Как же изумительно, что я ошибалась.

Даня «нашёлся»,

но не там, где его искали.

Было… нехорошо…

– Даня…

Чёрный цвет действительно прекрасен. Он превосходен по-своему. В нём ты видишь то, что захочешь. А если не видишь, цвет сам заставит заметить себя, захватит внимание целиком и полностью, пережуёт и отдаст обратно. Ты должен… адаптироваться.

…Вы интересуетесь положением молодого человека…

…Всё, кто нужен… уже… здесь…

Все боятся лжи.

Все боятся слова «ложь».

Многие не знают, что такое ложь. Насколько она многогранна.

Но они лгут. Сами себе.

Слишком поздно.

Ты, как всегда, упустил шанс.

…Везде, оно повсюду. Всё покрыто тонким слоем…

…Я знаю, тебе тяжело… А ты так и не отмылся…

– Даня!

Но я надеюсь… Я надеюсь… Что у меня появится ещё один шанс…

– ДА ДАНЯ, ПРОСЫПАЙСЯ ТЫ! НЕ ПУГАЙ МЕНЯ!

…А это правда… Что он может… Слышать нас?..

– Придётся многое вырезать… Cut-cut-cut… Согласились же про Герострата снимать, чего чудить начал?..

Я смотрю сонными глазами на тонированное стекло автомобиля. Похоже, что я прижался к нему, когда заснул. За стеклом проносятся улицы. Рот мой открыт, а язык высунут, точно я только что лизал это самое стекло. На языке ощущается привкус чего-то неприятного, металлического: горло жжёт, а губы и дёсны настолько сухие, что я выпил бы даже бензин. Тело сдавливает ремень безопасности, очень крепко и надёжно, так, что сделать лишних движений не представляется возможным.