– Никто нас в этом не обвиняет, Марин, успокойся! Нам только сказали, что мы можем быть причастны, обычная процедура, тем более – всё позади. Всё-о-о!.. Я от хорошей жизни что ли с алкоголем ухожу?.. Невыносимо… – качает он головой.
Разговоры становятся бодрыми. Они никого не стесняются – доходят до громких криков, но чаще всего держатся в пределах обычной бытовухи. В основном они ругаются из-за типичных проблем небогатой семьи: ни о каких чувствах не может идти и речи. Только привязанность. Стоит повесить за их спины лопатки, половники и полотенца, чтобы поместить их в естественную среду обитания. Про Даню они говорят так, словно его нет рядом. Даже что его вообще нет, а есть какое-то отягчающее обстоятельство под псевдонимом «Голубев Даниил Эдуардович».
Когда знакомят вторую половинку с родителями, те стараются проявить остатки свой воспитанности, дабы впечатлить и показаться лучше, чем есть. Подобное поведение демонстрируют, в том числе, и вторые половинки. Однако при нынешней ситуации, будь она настоящим знакомством, можно быть точно уверенным – с тобой церемониться не собираются. Зато сколько искренности и ни следа жеманства. К тому же явно витало в воздухе, что ни той, ни другой стороне знакомство вовсе не нужно. По крайней мере в данным момент.
Я продолжаю молчать.
К нам даже заглядывает главврач и говорит, чтобы они не так сильно шумели. Эдуард Соломонович надевает услужливость на лицо, неуклюже извиняется, и только главврач уходит, становится прежним.
Сложно делать вид, что не я слушаю. Им по-прежнему всё равно на моё присутствие. Люди они, в целом, добродушные, прямые, но, с немногих слов Дани о своих родителях, «непонятные». Что, конечно же, совсем не так. Это он так пытался отнекиваться от разговоров. Его родители выдают подчас довольно сносные мысли, для среднестатистических людей более чем здравые, но Даню такое не на шутку раздражало. В любом случае наличие большого ума – не благо, а большая ответственность, в первую очередь, перед самим собой поэтому, должно быть, все его сторонятся. Возможно, это не такая уж большая ошибка.
Но тут мне врезается в слух одно имя, которое я уже где-то слышала. Марина говорит:
– Я тебе говорила, нужно чаще водить его к доктору Фаусту. Зажал для сына денег, вот тебе результат!
– От твоих психотерапевтов проку, как от козла молока. А для этого козла ещё и денег подавай!
– Да что ты!
– Да, только и может что балаболить. Вот и заговорил его до такого состояния! «Ваш сын требует особого отношения», – что, правда что ли?! Каждый человек требует к себе особого отношения, но, сюрприз, не каждый получает! А вот у него было прям особое… Слышал я, что он про Даню говорил, знаем, какое это отношение!
– Ага, и давал ты ему это особое отношение?! Да чтоб мне провалиться, особое отношение – это не отсутствие отношений с отцом!
– А я что могу поделать, когда он на контакт ни в какую не шёл! Всё, что я в таком случае мог дать – это свободу. Пусть себе делает, что хочет, – говорит Эдуард.
И как он смотрит на жену… Я такого никогда не видела: то ли утрированно, то ли не тая в себе ничего, он выплёскивает всё, что копил годами. Каждое его слово въедается в память, каждое действие я проживаю, словно сама. Однозначно, он её любит, однозначно ему тяжело даётся нынешняя ситуация. Их разговор, вероятно, долго теплился у каждого на уме, но вряд ли стоит вымещать его здесь, сейчас. Однако останавливать их не хочется. Напротив, я жду продолжения.
– А ты что? Нащупала малого, да? Нашла к нему подход? Поди ещё поищи, может, завалялся где, ключик от ящика Пандоры… – продолжает он.