Он продолжает:

– Вот цена вопроса… Своих не вижу: жена – золотце моё – все понимает, сама работает на износ. А прихожу домой, ещё и бацилл с собой приносить не забываю… Я в рабстве. Тут о себе позаботиться не можешь, не то что о других.

Ему отвечают:

– Митяй, да ты точно фанатик.

Я уже не выдерживаю, потому что становится одновременно очень грустно и жутко неловко. Ведь всё это было мной подслушано. Дождавшись паузы в их разговоре, я с нарастающей громкостью начинаю звать: «Извините. Простите, пожалуйста». И это ошибка, потому что я произношу это, что называется, грудью. Ребра начинают гудеть, точно вот-вот потрескаются и их осколок попадёт прямиком в лёгкие. Нужно держать в уме, что разговаривать необходимо ртом или хотя бы горлом.

– Что такое? – мигом подбегает один из них. По его виду и по голосу я не могу опознать, кто именно появляется прямо передо мной, заслонив Даню. – Может, обезболивающее вколоть, или что-то ещё?

– Поговорите со мной, прошу вас. – Это звучит так, словно я наглоталась гелия из воздушных шариков, хотя и не так утрированно, как в мультиках. Чуть было не проронила смешок.

– Ладно… – мешкает он. – Как зовут? Чем занимаешься?

– Я Полина. Всегда мечтала стать биологом. – Я пытаюсь говорить ртом, чтобы лишний раз не напрягаться.

– Здорово! Как это мне знакомо. Я тоже хотел сначала пойди туда, но потом искривился немного мой путь, и вот я тут. Но я не жалуюсь, не подумай. – Приятно, что он так быстро нашёл со мной общий язык. Через считанные слова я уже спрашиваю так, точно маленькая девочка пытается завоевать симпатию взрослого:

– Вы меня проверите? Я, ради любопытства, заглянула в анатомические атласы – трудно было удержаться, чтобы не начать зубрить, тем более в учёбе пригодится. Так вот, скажите, пожалуйста, у меня переломы в малой берцовой кости – возможно, обеих, – скорее всего, нескольких рёбер ближе к верху, и что-то в руках… Этого я ещё не выучила. Верно?

У меня в голове маячит мысль, что, упади он на меня, как я рассказывала врачу, я бы не получила таких переломов. Но врачи почему-то не придают этому особого значения.

Фельдшер даже ни капли не удивляется, а я жалею, что не начала разговор раньше. Он тут же прикидывает и говорит:

– Если не считать многочисленные ушибы и вывих, то все правильно, только говорить это нужно на латыни. По-другому профессора тебя всерьёз воспринимать не станут. – И добавляет: – Но все же точно нам об этом скажет рентген. Как, кстати, рука? Не сильно болит?

Я начинаю медленно ей шевелить, выводя в воздухе круг, и что-то в ней больно хрустит.

– Ясно, потерпите, пока мы приедем. Тут нужно только зафиксировать руку, чтобы не стало хуже.

Он выглядит столь спокойным, что я сама становлюсь заметно менее взволнованной. Словно для них это обыкновенная практика, чтобы экономить обезболивающие средства: заражать спокойствием. Обезболивающее, бесспорно, работает лучше.

– Вы уже готовитесь поступать? Не рано ли? – интересуется он.

– Сложно сказать, – начинаю отвечать я. – В последнее время все так резко меняется. Разные трудности сваливаются.

– Как снег на голову, да? – шутит он. Его рот сжимается в сдержанной улыбке, которая придаёт его лицу отталкивающие черты. Честно говоря, я не знаю, как на это реагировать, но если рассудить, то все было с точностью наоборот: это я упала на Даню.

– Нет… В общем, решила стать фотографом. Думаю, когда надоест, пойду к мечте и стану биологом. Как раз денег накоплю, чтобы поступить. Ждать остаётся недолго…

Врач, к счастью, решает меня больше не мучить и меняет тему:

– Может быть, вы все же позвоните родственникам? Они же наверняка нервничают, может, ищут вас?