Сиди спокойно, – полуобернувшись, сказала она, и голос её прозвучал в плотной тишине ясно и чётко, не расплываясь в пространстве, как если бы они находились в шаре из ваты, – если упадём, останемся здесь навсегда.

И ничего ему не оставалось, как покорно сидеть и молча провожать взглядом удаляющиеся родные лица, и они смотрели в его сторону отстранённо-равнодушно.

Да они же слепы, – сказал он сам себе, а может, только подумал, – они слышат нас, но не видят.

Мир, окружавший Славку, находился за невидимой прозрачной стеной, женщина, сидевшая рядом, была отстранённой и безразличной, а люди на берегу казались одушевлёнными марионетками, совершающими по чьей-то воле одинаковые движения. То была картинка, и художник, изобразивший её, не пожалел красок, но двухмерная эта красота не восхищала, а лишь вызывала тоску и ощущение невыносимого одиночества. Они проплывали по нарисованному раю, немому, глухому и чуждому. А может, тот рай сам плыл мимо них?

Слава, Сла-авик, – послышался из ниоткуда знакомый голос, и он был несомненно живым, и Славка рванулся к нему, прочь из этого мёртвого сонного пузыря, и нарисованная женщина начала таять и отдаляться.

Лилия стояла над ним в зелёном с птичками халатике, с кружкой в руке, и судя по выражению её лица, привычно насмешничала. Славка лежал, хлопал глазами, её слова доходили до него словно бы с опозданием.

– Ну ты и дрыхнуть! Весь день вчера ныл и клянчил, а как до дела дошло, с утра даже подняться не в состоянии.

– Ещё как в состоянии, – пробормотал Славка и потянулся к ней, попытавшись ухватить за хлястик халата, но Лилия ловко увернулась. Разлетевшиеся птицы на миг обнажили стройные загорелые ножки.

– Время поджимает, мне скоро уходить. Иди подкрепись, казанова, я там кое-что сообразила из твоих скудных припасов.

Славка прошмыгнул в ванную, наскоро принял душ и зашёл на кухню. На столе остывала яичница с ломтиками поджаренной останкинской колбасы, а Лилия, уже облачившаяся в джинсовый костюм, с отрешённым видом смотрела маленький угловой телевизор, который сам Славка включал довольно редко. Он мельком вгляделся: не в первый раз за эти дни повторяли ставший популярным сюжет об очередном «добровольном» ограблении.

Стоя спиной к камере, жертва, гражданка в ярком брючном костюме, потерянно поясняла в протянутый микрофон, как, выпорхнув из своего «лексуса» у одного из супермаркетов в Черкизове с целью проведения разнообразных покупок, немедленно подпала под обаяние некой многословной молодой особы, симпатичной и вполне приличной на вид. Приятственная во всех отношениях процедура шопинга осталась неосуществлённой, а взамен произошло нечто ошеломительно-гнусное.

«Хотите верьте, хотите нет, но я как во сне была. Сама её домой привезла, сама сейф открыла… Ума не приложу, как такое могло произойти. Когда пришла в себя, у меня истерика случилась. А её уж и след простыл. Самая обычная девчонка, даже примет никаких в голове не осталось. Помню только, что брюнетка. Вроде. А может, в парике она была… Но не цыганка и не азиатка, это точно.»

Озабоченный интервьюер сочувственно кивал, хмурился, сучил ножкой и топтался как застоявшийся жеребец, по большому счёту чихать ему было на горести и треволнения данной гражданки, умудрившейся приволочь в набитые добром хоромы совершенно незнакомую девку с улицы. Не она первая, не она последняя. Алчный его интерес был направлен на обнародование Суммы. А сумма экспроприированного, надо понимать, превышала на сей раз некую допустимую норму приличия. Более двух миллионов наличными в рублях, тысяч пятьдесят зелёными плюс кое-что ювелирное. Хотя похоже было, что броская дама и сама не знала, сколько же у неё в точности спёрли. Именно сумма и придавала сюжету популярность, второе место занимал сам метод ограбления из разряда «ультра-си», ну а на третьем витало неозвученное восхищение хитроумной злодейкой.