– Да не то чтобы, с полчаса…

– Не слышала случаем – какая-нибудь машина мимо не проходила?

Соседка задумчиво покачала головой, глядя на малышку пристально.

– Нет, не слышала. Собаки-то давненько лают, а я и внимания не обратила: думала, пёс чужой сюда, на окраину, забежал. А дитёнок не наш, точно.

– Колька вон считает – она от вчерашних проезжающих отбилась.

– А чего же они сразу за ней не воротились? Они стояли-то не так уж долго, часа два-три, а тронулись ещё засветло.

Анастасия вздохнула.

– Ну, в общем, чего тут думать, надо её сельсоветовским или участковому сдавать, пусть решают, на то они и начальство, – она чуть помялась, – Алён, может, ты займёшься? Что-то она со мной не очень…

Покладистая Алёна подошла ближе и осторожно взяла нелюдимую малышку за руку.

– Как тебя зовут – Аня, говоришь? Ну айда со мной, не бойся тётеньку. Голодная, небось. Пойдём я тебя пирожками с вареньем угощу. Любишь пирожки?

– Люблю. Пойдём, – односложно ответила та и, к удивлению Анастасии, с готовностью засеменила вслед за соседкой смешной, немного косолапой походкой.

Вернувшись к себе, Анастасия побродила какое-то время бесцельно по дому и улеглась под бок к безмятежно развалившемуся на кровати Николаю.

– Ну как там, решили вопрос? – спросил тот полусонно.

– Ага, забрала она её. Со мной – ни в какую, а за ней сразу пошла. Такая кроха, а уже с характером.

И долго ещё ворочалась с боку на бок: сон никак не шёл, и почему-то не давали покоя самые разные мысли и домыслы.

– Что ты всё крутишься? – пробурчал наконец Николай недовольно.

– Да бог его знает… На душе как то неспокойно. Коль, а те переселенцы что говорили? Всех оттуда увезли или ещё будут?

– Эти, кажись, последние были. Четыре деревухи, без малого шестьсот человек отселили.

Николай, кряхтя, перелез через неё, сел у раскрытого окошка и закурил папироску.

– Да ну вас, перебили спозаранку весь сон, не было печали…

– Говорят, Коль, там дело не только в том, что военные объект строят. Там в последнее время вроде как люди пропадать стали, да и эта… смертность увеличилась. Потому и отселяют.

– Насть, поговорку слыхала? – меньше знаешь, слаще спишь. Ты бы поменьше верила дурным сплетням. Сочинит какая-нито кумушка в глухой деревне небылицу, с соседкой пошепчется – и понесла сорока на хвосте.

Он смял окурок в старой жестяной банке из-под мармелада.

– Никто нам докладывать не обязан, зачем да для чего зону ту вояки оцепили. Значит, надо так. Ракеты, например, или космическое что… Военно-государственный секрет, понимаешь. Это одно. А второе – перспективы для народу никакой. Они и без переселения лет через пять разбежались бы оттуда сами собой. Её нигде тут нет, перспективы. И чую нутром – с перестройкой этой дурацкой, что Меченый затеял, люди вскорости совсем ошалеют. В город бежать надо, Настька. Любой ценой, верно тебе говорю. Я вот маленько от синьки отойду – и в Березники, к братану на химзавод смотаюсь, нужно начинать мосты наводить.

– Ой, Коль, ты ли это? – рассеянно улыбнулась Анастасия, – твои бы слова, да богу в уши.

Потом с языка её слетело то, что уже добрых полчаса подспудно не давало покоя:

– Почему-то кажется мне, что девчонку эту искать никто не будет.

Николай покосился с вялым интересом.

– С чего взяла?

– Ну сам посуди – если она и вправду от переселенцев отстала, за ней давно бы уже вернулись, тут Алёна верно сказала.

– Тогда откуда ж она взялась?

– Я тут подумала… Может, они с камня сорвались? Ну те, с кем она была… Здесь ведь недалеко, с километр всего. Помнишь, в запрошлом году был случай?

– Да помню – парень с девкой покалечились, альпинисты недоделанные. Нет, Насть, не фантазируй: какой дурак сейчас, в начале июня, когда тайга пустая, будет по ней ночью бродить, да ещё с такой малявкой на руках? Никоим образом не могла она с той стороны появиться.