В дверь постучали, и вошла сестра Сьюзан. Она сказала, что Эрнеста ждет врач: нужно сделать какие-то анализы, но много времени это не займет. Эрнест взял со своего импровизированного письменного стола пачку листов и протянул мне, чтобы я читал, пока его нет. Сказал, что этой главы я не видел, она будет завершающей, в ней все самое важное.


Я придвинул стул к окну и начал читать фрагмент, который Эрнест мне оставил, – он назывался «С Парижем не расстаются». Текст очень сильно отличался от тех других фрагментов, которые я читал тогда в отеле «Ритц», где Эрнест рассказывал о парижских кварталах и о людях, с которыми был дружен в те времена, и прежде всего о Гертруде Стайн, Сильвии Бич, Форде Мэдоксе Форде, Эзре Паунде, Скотте Фицджеральде… Было очевидно, что фрагмент, который я сейчас читал, задуман как завершающая глава книги, а отличие заключалось в том, что это был и гимн, и реквием по его нищей, но счастливой жизни в Париже в те далекие годы, повесть о том, как он сам эту жизнь разрушил и почему это произошло.

Словом, это было пламенное признание в любви к его первой жене Хэдли, тоска по тем годам, когда они жили на четвертом этаже в доме без лифта на улице кардинала Лемуана, и потом, уже с их сыном Бамби, на улице Нотр-Дам-де-Шам, в доме 113, на втором этаже, где во дворе была лесопильня, и Хэдли, надев на себя несколько свитеров, играла в ледяном подвале соседней кондитерской на стареньком пианино, которое Эрнест взял для нее напрокат.

Эрнест с восторгом вспоминал в этом фрагменте и об их авантюрной поездке в Австрию, в Форарльберг, о том, как они учились кататься на лыжах в Шунсе, как жили в гостинице «Таубе», где в номерах были огромные окна, огромные кровати с прекрасным бельем и пуховыми одеялами, а утром подавали восхитительный завтрак – огромные чашки кофе, свежайший хлеб, джем, яйца, вкуснейшую ветчину… а потом еще была красивейшая старинная гостиница «Мадлевен-Хаус», и там они спали, крепко обняв друг друга, на огромной кровати под пуховым пледом, крепко прижавшись друг к другу, а окно было распахнуто настежь, и звезды были совсем рядом.

И вдруг, рассказывая о романтической молодости, когда они с Хэдли были бедными, но счастливыми, Эрнест начал объяснять, что случилось с этой прекрасной идиллией, когда в их жизни появились богачи – их косяк привела рыба-лоцман, хотя никаких имен он не называл, ни косяка богачей, ни рыбы-лоцмана. Когда двое по-настоящему любят друг друга, писал Эрнест, они притягивают к себе богатых людей, но он и Хэдли были слишком простодушны и не умели себя защитить. Очарованный своими новыми знакомыми, Эрнест, как он сам признавался, совсем потерял разум, стал похож на охотничью собаку, которая бежит за всеми, у кого есть ружье.

И самое главное – среди этих новых богатых знакомых Эрнеста оказалась некая незамужняя дама, которая возжелала заполучить Эрнеста и, стараясь всеми способами втереться в его жизнь, подружилась с Хэдли, чтобы разрушить их брак изнутри. Эрнест сознавался, что ему льстило внимание этих двух женщин и что, на свою беду, он любил их обеих.

И пока он еще жив, ему было очень важно рассказать в этой последней главе, какое горе он сам себе причинил, позволив уйти от себя женщине, которую одну в своей жизни только и любил по-настоящему. Он так всегда и любил двух женщин одновременно – это проклятие тяготело над ними всю жизнь. И когда он чудом остался жив после крушения самолета, он решил вернуться в далекие двадцатые годы, когда впервые приехал в Париж, и заново пережить трагедию, которая длилась так долго и отравила ему радость от публикации его первого романа «Фиеста». И он ее пережил, рассказывая обо всем мне: это дало ему возможность хотя бы отчасти принять прошлое. И все же до конца его жизни эта трагедия оставалась кровоточащей раной, Эрнест так и не смог с ней смириться, не помогали ни слава, ни восторженное признание его таланта, ни деньги.