Спокойствие, однако, продлилось недолго: вскоре Мо Жань вновь взялся за старое.

Он и сам не знал, какая муха его укусила; однако стоило в этой жизни Чу Ваньнину оказаться рядом, как у Мо Жаня тут же появлялось желание его позлить. А потому Чу Ваньнин был вынужден наблюдать, как Мо Жань, пусть и почти бесшумно, уже не палочками, а руками хватает ребрышки и жадно обгладывает их, пачкая пальцы в жире и соусе.

Чу Ваньнин попытался сдержаться, и от напряжения у него на висках вздулись вены. Прикрыв глаза густыми ресницами, он опустил взгляд и продолжил есть, стараясь не смотреть на Мо Жаня.

Возможно, юноша так радовался ребрышкам, что увлекся и не заметил, как по неосторожности бросил обгрызенную кость в тарелку Чу Ваньнина.

Наставник уставился на уродливое, неровно обглоданное ребро. Казалось, можно было заметить невооруженным глазом, как сгустившийся вокруг него воздух затвердел, промерзший насквозь.

– Мо Жань!

– Учитель… – пролепетал Мо Жань с испугом, то ли напускным, то ли неподдельным. – Э-э-э… Я это нечаянно.

Да конечно. Было бы странно, если бы это произошло нечаянно.

Чу Ваньнин молчал.

– Не сердитесь, я сейчас уберу.

С этими словами Мо Жань взял палочки, сунул их в пиалу Чу Ваньнина, скрежетнув по краю, и быстро вытащил оттуда кость. Лицо Чу Ваньнина побледнело до такого синюшного оттенка, будто он вот-вот упадет в обморок от брезгливости.

Ресницы Мо Жаня затрепетали, а прелестное лицо приобрело выражение оскорбленной невинности:

– Неужели вы брезгуете мной, учитель?

Чу Ваньнин ничего не ответил.

– Простите, учитель.

«Ладно, – подумал наставник Чу, – незачем опускаться до споров с молодежью».

Ему удалось подавить порыв призвать Тяньвэнь и хорошенько хлестнуть Мо Жаня, но аппетит уже пропал.

– Я сыт, – объявил Чу Ваньнин, поднявшись со своего места.

– Э? Сыты, съев так мало? Учитель, вы едва прикоснулись к еде.

– Я не голоден, – холодно отрезал Чу Ваньнин.

В сердце Мо Жаня цветком распустилась радость. Вслух же он сладко пропел:

– Тогда и я наелся. Пойдемте, мы вместе вернемся в Ад… кхе-кхе, в павильон Хунлянь.

– «Мы вместе»? – прищурившись, насмешливо переспросил Чу Ваньнин. – Какие еще «мы»? Кто выше рангом, тот идет первым, а младший следует сзади. Следи за языком, когда разговариваешь со старшими.

Мо Жань немедленно ответил, что очень постарается, и, сузив улыбающиеся глаза, вновь изобразил прелестного, славного и здравомыслящего юношу.

Про себя же он подумал: «Младший следует сзади? Следить за языком? Хе-хе, если бы только Чу Ваньнин знал о том, что произошло в предыдущей жизни, он бы понимал: на всем белом свете есть только один человек рангом выше всех остальных и зовут его Мо Вэйюй».

Разве этот благородный, надменный и холодный Чу Ваньнин не превратился в конце концов в грязь под его подошвами, продолжая влачить свою никчемную жизнь лишь благодаря его милости?

Мо Жань ускорил шаг, подстраиваясь под поступь наставника. На его лице сияла широкая улыбка.

Если Ши Мэй был ярким лунным светом, серебрившим его душу, то Чу Ваньнин напоминал застрявшую поперек горла сломанную рыбью кость. Мо Жаню хотелось вытащить эту колючую косточку и выбросить прочь либо попросту проглотить, чтобы ее переварили желудочные соки. Словом, в этой жизни он готов был пощадить кого угодно, но только не Чу Ваньнина.

Однако и наставник, похоже, не собирается давать ему спуску.

Мо Жань стоял у дверей в книгохранилище «Ада красных лотосов», смотрел на эти пятьдесят шкафов по десять полок каждый и пытался понять, не ослышался ли он.

– Учитель, вы… Что вы сказали?

– Протри от пыли все эти книги, – равнодушно повторил Чу Ваньнин.