Ответ:

– Искать нельзя – угадать можно.

Ибо, да, в Рай, хочется, но не как, возможно уже, А. Г.:

– Да, веселись, а за занавесом уже стоят с кнутом, – как, в положенных, чтобы каждому! 20 годков рабства.

Как Гете справлялся со своей Девяткой? Если предположить, что у него всё получалось. Я в Москву прибыл с ней же. И сразу решил, как хотел когда-то в детстве, лезть на Вавилонскую Башню:

– Пока не делать этого, – а дожить для начала столько, сколько обещали в пионерлагере, где был такой журнал, что многие – знаете ли – живут сто и сто двадцать лет, и есть даже по сто восемьдесят, в диких степях, и тем более горах Закавказья, а также в нем самом.

– Мало или много?

– Пока не знаю, но, думаю, можно жить, пусть и не всегда, но так долго, что:

– Почти всегда?

– Есс, мэм!

Ибо о смерти уже начинает забываться, что перестала даже искать некоторых людей, для которых я изобрел эликсир молодости. Проблема только в том, чтобы понять, куда надо поступить учиться, чтобы иметь возможность начать эксперименты.

– О бесконечности?

– Да, мэм, пока больше не думаю.

– Значит, есть принципиальная разница: жить вечно, – и:

– Недолго по сравнению с Этим.

Потому что. О продолжительности жизни говорят постоянно, по крайней мере, часто, о вечности – никто. Хотя, скорее всего, это наследственная информация.

– Не верить в жизнь вечную? – спросила она, когда у меня кончились соленые баранки, а бутербродам с колбасой здесь никто не удивлялся.

Почему? Все считают, так хорошо считают, что:

– Деньги всё равно лучше! – ибо подпирают эту пирамиду: самая лучшая рыба – это колбаса, так как: с деньгами я имею еще счастье, однако:

– Вы-би-ра-ть-ь.

Выбирать между вечной жизнью и долгой не приходится потому, что я надеюсь узнать путь к бесконечности именно через длительность.

– Да, иначе с чего начинать непонятно.

Хотя спал прямо напротив золотой в оправе иконы, и молился именно за жизнь вечную, так как страшно было, не только жизнь моя может кончится, но и:

– Солнце и Земля прейдут.

Значит, априори уже известно, что человек после смерти еще живет где-то за пределами Земли, есть место, которого – придет Время – тоже не будет!

Вот это ужас, слезы, скорее всего, не помогут переделать этот мир, хотя я и пытался именно этого допроситься.

Что остается, чего человек не может уловить, как своего? Но что-то остается, если говорится, что ничего не останется. Даже Солнца. Говорилось ли тогда, что и эти слова прейдут:

– Не помню.

Кто их говорил – тоже, думаю, что почти прямо с иконы – или немного повыше – это и говорилось. Беззвучно, но отчетливо, как с неба без слов, – точнее, со словами, но без звука.

Бабушка водила меня за ручку в церковь, но там были только живые мощи – слов никаких не разобрать, кроме:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Успел ли Данте сказать эти слова Беатриче?

Разумеется, успел, потому именно, что существует возможность сказать их позже.

– Когда?

– Когда разница между ними уже не будет такой большой.

На этот случай – счастливого заблуждения – бог придумал почти:

– Зуботычину, – под названием:

– И встречным послан в сторону иную.

И до такой степени обидно, что на предложение исправить ошибку – получают ответ:

– Нет.

– Не уходи, побудь со мною-ю.

– Нет.

Повторяется, как запись на магнитофонной ленте.

Песня Высоцкого, – как я его запомнил на всю оставшуюся жизнь: