Информация идет к Земле в уже искаженном виде. Другой:

– Не будет.

– Поэтому я тебе и говорю: твоя задача восстановить Подлинник, – сказала Реж.

– Дак, мэм, я не бессмертный – не могу!

– К сожалению, грамоты на бессмертие у меня уже кончились, – отрезала она так, что я подумал:

– И десерта, скорое всего, не будет, как чаепития с тортом и конфетами совместно и даже раздельно очень вредными для его величества диабета.

И за нами остается – возможно – выбор:

– Сделать закрытую информацию открытой, или наоборот, закрыть и то, что еще открыто.

Как сказал Иисус Христос:

– И всё, что вам надо сделать, чтобы открыть истину – это подставить вторую щеку.

Тогда дэз-информационный перевод останется, но не в нас, а только:

– Рядом, – как второй человек, идущий с вами на Пути в Эммаус, – и:

– Истина правды возникнет перед Зрителем.

– Прости, что я подслушивала, – сказала Мэри, как только я вошел в свою маленькую комнату, что испугала меня неожиданностью своего существования:

– Что?

– Я не был уверен в истинной реальности твоего существования.

В дверь постучали:

– Да?

– Так ты говоришь, что и Вторую Щеку сам человек не может подставить, или это уже ко мне лично приходили с известием? – спросила Режиссер-ша культурно, ибо другая могла и нарушить мой покой невоздержанием от прямого своего здесь присутствия.

– Она боится, что ты не сможешь справиться с собой, – шепнула Мэри.

– Когда?

– Во время ее изнасилования, ибо только в своей маленькой комнате она способна на всё – здесь ее воля слабеет.

– Я не буду.

– Дак, заставит.

Я предпочел перевести разговор в нейтральное русло:

– Где третья, Трешка? – спросил.

– Тебе всё мало! – рявкнула Реж за дверью и ушла.

– Как и не приходила, – улыбнулась Мэри.

Видя, что Мэри опять хочет, прориторичил:

– Мне деление на Двоих на Пути в Эммакус доступно только на небольшое время.

– На сколько?

– Только – практически – на мгновенье, чтобы знать, что оно существует.

– Может быть, чуть, но всё-таки больше?

– Больше, но не так уж намного.

– Я умею растягивать не только удовольствие, но и время на его презентацию, как говорила Брисеида Ахиллесу Непобедимому, – сказала Мэри.

К счастью, мне удалось расшифровать ее представление, – хотя и только к утру следующего дня, – но это правда, честное слово:

– Время не имеет значения, – а только время, как она добавила в конце:

– Совместного его проведения в объятиях друг друга.

Ибо:

– Взять в свои трудовые лапы можно только грубую материю.

Хотел утром сбежать – в том смысле, что посидеть на скамейке в парке, как делал Великолепный Разум Рассела Кроу, но не выпустили. И до такой степени испугался, что даже не спросил, как один сейчас уже презентабельный человек:

– Пачамуй-та?

– Дак, мил херц, думай сам, чтобы не заблудиться в лабиринте местных номеров.

– Я только хочу вытрясти ковер, – осмелел до такой степени, что даже не улыбнулся презент-табельщице.

– Вы думаете, я отмечаю время вашего прихода и ухода?

– Нет?

– Только автоматически, ибо помню всех.

– Кто со мной живет? – даже не улыбнулся на этот раз, чтобы проверить правду их расположения ко мне.

– Никто и вы, сэр, – опять ничуть не попыталась она подмазаться.

Ерунда, конечно, но решил на этот раз вернуться домой, как Адриян Прохоров, чтобы проверить:

– На самом ли деле со мной – если кто и живет, только покойники – уживаются.

Но на полпути решил плюнуть и больше в себе не сомневаться:

– Спустился по балконам, не сломав у них ни одной розы, и широким шагом, как человек свободный, затрусил к поддубной растительности.

– Кот ученый? – сразу спросила одна, которая прохаживалась тут, видимо, надеясь, кто сдаст за нее всю годовую биохимию растений, не стесняясь в будущем знать меньше, чем все.