– Не виденное можно помнить так, как оно было! – Вот тут хочется спросить: бывает ли, но уже очевидно, что Данте прав более, чем.
Ибо, как и Розанов любимый Борисом Парамоновым очень, хотя и не совсем тоже помнит, так ли это на самом деле, так как само:
– На самом деле, – подвергнуто Розановым доказательству на обрывках газет.
Что значит, осталась только одна мечта:
– Записать то, что осталось от остатков прежней роскоши Эмпирея.
Где, как думал Владимир Высоцкий, видимо, настолько много хулихганили, что закрылся пламенем неугасимым.
– Поэтому никто ни хрена и не помнит толком, сколько их вчера было, а этот олух требует, чтобы отдали все деньги.
– А мы помним? – поддержала ее вторая.
Теперь я успокоился, а то даже чуть за голову не схватился – хотя и не имел такой привычки раньше:
– В тачке у бензоколонки был один парень и две леди среднего пошиба, или три, или все четверо были просто непростыми даже не проститутками, а:
– Тоже фокусниками, как и эти!
– Так бывает? – спросила одна парня, – чтобы нас так нагло преследовали конкуренты? – спросил он прямо так, внутри ее монолога, превратив в монолог, как Неприступная Добродетель маркиза Де Сада тоже троим плюс одна их хозяйка:
– Ни бельмеса – ни хгу-хгу всем их изощренным притязаниям.
– Муми-я! – даже уже без возмущения было констатировано.
И вот так:
– Вспомнить всё, пока что не получалось, ибо гадать, да, можно, что в одной тройке-четверке Алла Пуга, а в другой такая же, но только Мэрилин Мони, плюс их вечно живущие режиссеры, любящие, чтобы, практически всегда было хоть кому-то, но обязательно:
– Погорячее.
– Я привык проводить все свои дела на высоком интеллектуальном уровне, – сказал почти в пустоту, но как оказалось:
– Не совсем, не совсем.
Кто-то попросил объясниться. И я только потребовал устного протокола, с ударением на втором слоге, подписи, что:
– Мы не будем преследовать тебя, как Данте на том свете, – закончила за меня одна такая ушастая девица, что вполне можно думать – нет, не еще один мужик, конечно, но:
– Как раз Беатриче! – и, если такой она была – значит – она еще более носатая, чем Маргарита Михаила Булгакова в роли сестры английской королевы, гораздо более великой блудницы, чем даже немногие.
– Включая и Мери?
– Мэрилин Монро, – повторил я без вопроса, как обычную присказку к тому, что мы сами делаем почти каждый день, а вот в кино:
– Это удивительно, – если иметь в виду одну дворяночку-почтальоншу с велосипедом увлекавшуюся усами то ли из сена, авось и из соломы, – что значит:
– Режиссера хочу! – но, как к нему пробраться из деревни, пока даже не представляю себе.
– Но додумалась, – сказал своё слово и парень, крутя-вертя баранку вместо меня, уже уставшего это мундирить, и внедрившегося между двух или нескольких ми-леди на заднем верхнем сидении, как в вагоне, настолько переполненном, что нижним только радостно, что они внизу, а не могут упасть сверху при внезапном ускорении или торможении, – а ноги верхних?
– Да пахнут сильным-сильным потом, – но в чрезвычайном положении, в котором мы, да, бываем, и что неудивительно, почти всегда, хотя и кажется, что только:
– Часто, – можем понять только своё сильное возбуждение, как Мэрилин Монро, что от подобных случаев всегда носила за нижней резинкой фляжку с коньяком, – авось и Хеннеси.
И в частности:
– Любите ли вы Хеннеси, как люблю их я?
– На вы?
– Это смотря, мил херц, из какого коньяка его делают: из трех или из пятизвездочного.
И все были рады этой мазурочной болтовне, надеясь, что вторая похожая тачка нам теперь и не встретится.
– Или ушла далеко вперед, или.