– Он немой? – для начала поинтересовался майор.

– Возможно, нет, просто не хочет с тобой разговаривать.

– Это почему, боится, что ли?

– Да, ему сказали.

– Что?

– Что вы сказали.

– А именно?

– А, – так сказать, – лагерь недалеко.

– Что значит, недалеко, близко, что ли?

– Да, конечно, – вмело ответил Ван.

– Это похоже на раскрытие тайны, – сказал Ман, – поэтому ты, скорее всего, не останешься здесь, а тоже пойдешь.

– Куда? – не понял Ван, и хотел даже возразить, что, мол, не ты, майор, меня сюда спровадил – не тебе и выручать.

И пока прения продолжались пирожные разных сортов появились с чаем из листьев то ли черемухи, то ли черной смородины, а скорее всего, – как и пропедалировал присоединившийся Стук:

– Из прошлогодней картофельной ботвы.

– Чем она лучше, пьянит, что ли?

– Я себе именно это внушаю, дорогие мои.

Он врет, решили все. Лиговка же раскрыла секрет:

– Клюквенный сок пьет из разрешенных ему для этого дела запасов.

Каких, лучше не спрашивать, но, скорее всего, стратегических.

Но вот так додуматься, что здесь нельзя собирать даже клюкву, не стукнув предварительно наверх о количестве ее стратегических запасов, я не мог, хотя может быть и есть какое-то условие на ее досрочный сбор, но только не это, скорее, это как-то связно в одним-двумя людьми, – а:

– Очень хочется трахаться со всеми.

А я до сих пор не понимаю, чем Джульетта так уж понравилась Ромео. Только тем, что Меркуцио и так ей надоел – дома – как хороший, да, но только:

– Рецепт для похудения. – Или, что тоже самое:

– Надо понять, что человек в посылке бессмертен, а там уж потянутся не только Ромео, не только к нему Джульетта, но все остальные дни тоже будут расписаны, как накладные:

– С ценами намного ниже, чем мы здесь привыкли толкать при Сухом Законе-то! Не натолкаешься.

Но самое лучшее средство от врожденной спекуляции – это, конечно, вот эта самая клюква, лихорадочно вытащенная прямо из-под колес желающего пройти мимо паровоза, – а:

– Мы его остановим! – на крайний случай можно по-партизански отползти в кювет.

И было немного сомнительно, что людей здесь собрали только для того, чтобы потом ими пожертвовать во время операции – как я думал – позволяющей продолжить так счастливо закончившуюся победой войну.

– Я должен проверить, как ты водишь, – сказал Ман и повернулся ко мне.

– Посылать пока далеко не буду – еще наслушаешься, – сказал он мягко, но с укором, что я медленно реагирую на приказы.

– Он подозревает, что ты не военный, – шепотом перевела мне Лиговка. И добавила: – Он подозревает, что ты сидел.

– Да? Почему?

– Никогда не спрашивай сразу два раза, – опять шепнула Ли.

– Почему? Ты не успеваешь сообразить, каким должен быть перевод?

– Я прошу тебя, не кобенься, ситуация намного более серьезная, чем ты думаешь.

– У тебя не видны следы от погон, – решил смилостивиться пояснением Манов.

Хотелось спросить:

– На каком месте, но решил пока воздержаться.

И он рявкнул, крякнув:

– Хорошо, заводи!

Я чё-то растерялся, что даже чуть не спросил:

– Вот прямо на этом сарае и попробуем?

– Ты чё, в натуре, – похлопал меня по спине Стук, – может у него и есть колеса, но рельсы сюда не подведены.

– Он думает, что можно кататься без рельс, – сказал и Ван, но мрачно – лишь бы хоть что-то вякнуть, ибо имел настроение паршивое, приближающееся к потенциально к блевотному, так как ездить на паровозе любил, но не больше, чем со скоростью десять километров в час, когда подсаживался к машинисту для проверки выполнения месячной нормы, как он всегда говорил в надежде:

– Кладо-искания, – хотя на самом деле только об этом и думал, каждый раз проверяя не кубо-метраж загубленных на корню дерёв, а саму, оставшуюся после них поляну – не здесь ли упал валютный запас этого Края, перевозимый на Родину, коей считал существующую, но никому из местных неизвестную страну под названием Россия.