Далее, они видят уже накрытый стол в ресторане на четыре персоны, где две рыбы и два блюда с трюфелями.

– Это Версаль?

Герм хотел ответить резко, но решил смягчить свой ответ до:

– Если нет туалетов – значит Версаль.

И удивительно, на торте, который стоял на отдельном столике, куда пришлось пробираться почти по колено в воде, коричневым по кремовому и розовому было написано – почти на русском языке:

– Вер-Сал.

– Это ничего страшного? – спросила Малина, – ибо мягкости нет.

– Давайте поспорим на что-нибудь, что я смогу первой попробовать на кусаемость этот торт, – сказала – что удивительно – Маркиза.

– Ты не ела горячее с трюфелями, как любит Пелевин, – сказал кто-то.

– Ху из ху? – спросила Малина, – я боюсь.

– Думала, что рыбу в духовом шкафу с веточкой то ли тимьяна, то ли розмарина травить никто не будет?

– В меня был черный трюфель с быком, – сказала Малина.

– У меня белый с фазаном.

– У меня, значит, рыба с розмарином и тимьяном вместе взятыми. Но все равно, я точно знаю, что не отравился.

– А мы?! – ужаснулись прохиндиады

– Думаю, что этот торт является противоядием, – сказал прихожанин.

Они его не видели, но кто-то явно шевелился неподалеку.

– Застрял в междометье, – захохотала Малина.

– Засрал всё подземелье? – не поняла Маркиза.

К счастью, это был не какой-нибудь призрак замка Моррисвилль, а Веня.

– Он сказал, что не может выбраться из-под завала времени, – сказала Маркиза.

– Ты хочешь его спасти?

– Да, пусть пока носит за мной плащ.

– У нас нет плащей, – сказала Малина.

– Тогда плащ-палатку.

– Я нахожусь на складе под лестницей, – сказало привидение.

– Серьезно? – удивился Герм.

– А так не подумаешь, – сказала Маркиза, – кажется, что спрятался у стены за столом.

– Верно, – был ответ, – отодвиньте четвертый, или нет, пятый стол от входа, и я выйду.

Малина и Маркиза, стоя уже по колено во воде, подошли, но решили, что надо подумать, так как.

– Что?

– Мы забыли, с какой стороны надо вести отсчет.

– Чего отсчет, – не понял Герм, – конца света?

– Где конец, мы не знаем.

– Переспросите его опять.

– Он уже ничего не слышит.

– Скорее всего, вода дошла ему до подбородка.

– Я думаю, он сказал, от барабанов.

– Я думаю от туалета.

– Кинем жребий? Вова, кинь жребий на кофеварку, куда нам идти, на право, или налево?

– Кинь жребий на кофеварку, – повторил Герм, – я не понимаю пока что, как это сделать. И более того, я не Вова – жизнь, так сказать, не так хороша, как это сначала надеялось.

И Вова кинул, трехцветный, прекрасный, как маска Хелло-уина торт Маскарпоне, или что у них есть еще там, может быть Тирамиссу, несмотря на то, что в этом ресторане всегда был только один торт: бисквитный с цветами. И ничего не зависит от того, что это:

– Весна, Лето или Друг Мой Колька, – одна полька, ведущая к неизбежному диабету.

И он разделился, как пушкинский Макферсон: везде по три полосы коричневого, розового и бежевого цветов.

– Я не знаю, как определить искомую величину.

– Догадайся с трех раз, – сказала Маркиза.

– Лучше с двух! – крикнула Малина, – я устала держать.

– Я не понимаю, что он держит? – спросил Герм.

– Я тоже не знаю, – ответила Маркиза. – Но стол точно – нет.

– Значит, она уже зацепила его, и теперь – если что – два уйдут под воду, как минный тральщик, уже не нужный на берегу.

– Тяните к двери, – сказал Герм, – нет, лучше наоборот, к сцене с музыкальными инструментами.

– Почему?

– Потому что дверь для него – это лево, а если он еще хомо сапиенс, то всегда, как Левша, а точнее, его просветитель академик Панченко, выберет правую сторону.

– Ты нас запутал, Вова!

– Я вам не Вова. И да, значит, наоборот, туда, – он помахал так в сторону двери, как будто кого-то провожал, практически, навсегда.