Солнце – если это багровое, тусклое пятно на небе можно было назвать солнцем – начало клониться к горизонту, окрашивая и без того жуткий пейзаж в еще более зловещие, кровавые тона. Тени удлинялись, превращая знакомые очертания деревьев и кустов в гротескные, пугающие фигуры. Воздух стал еще холоднее и сырее, а запахи гнили и чего-то приторно-сладкого, как будто усилились.
Наконец, когда сумерки начали сгущаться, превращая мир в царство теней, они наткнулись на то, что искали. Среди хаотичного нагромождения поваленных деревьев и гигантских, похожих на опухоли, грибов, виднелись остатки какого-то строения. Стены, сложенные из грубо отесанных, почерневших от времени камней, частично обрушились, но некоторые участки все еще стояли, образуя некое подобие комнаты или зала. Крыши не было – лишь переплетение толстых лиан и корней создавало видимость навеса.
«Здесь остановимся, – решил Кэп после короткого осмотра. – Не пятизвездочный отель, конечно, но лучше, чем ночевать под открытым небом с местными вампирами. Слэдж, Лаки – расчистите вход от этого мусора. Док, осмотри помещение на предмет… ну, ты понял, на предмет неприятных сюрпризов».
Пока солдаты обустраивали импровизированное убежище, Кэп поднялся на остатки стены, чтобы осмотреть окрестности. Лес вокруг был тих. Слишком тих. Даже отдаленный вой, который они слышали раньше, прекратился. Эта тишина давила на нервы сильнее, чем любой шум. Единственным звуком был шелест листьев на ветру, который пробирал до костей своим холодным, зловещим шепотом.
Внутри полуразрушенного строения было темно и сыро. Пахло плесенью, землей и все тем же вездесущим запахом гнили. Док Колман, посветив фонарем, обнаружил в дальнем углу кучу каких-то сухих листьев и веток – возможно, остатки чьего-то гнезда. Он брезгливо отшвырнул их ногой.
«Кажется, чисто, Кэп, – доложил он. – Если не считать пары пауков размером с мою ладонь и вот этого… искусства». Он указал фонарем на стену, где виднелись какие-то грубо выцарапанные символы, похожие на переплетение когтей и зубов.
«Наскальная живопись от благодарных постояльцев, – хмыкнул Лаки, тяжело опускаясь на землю и прислоняясь спиной к стене. Его дыхание было частым и прерывистым. – Надеюсь, они не оставили нам тут клопов. Или что похуже».
«Главное, чтобы стены были крепкие, – пробурчал Слэдж, укладывая свой пулемет у входа. – Не хочется, чтобы какая-нибудь местная корова с зубами саблезубого тигра решила заглянуть к нам на огонек».
Они разложили свои скудные припасы – несколько пакетов с сухпайком, фляги с мутной водой из ручья. Есть почти не хотелось. Напряжение и усталость брали свое. Док еще раз осмотрел раны Лаки и Слэджа. Картина была неутешительной. Опухоль на руке Слэджа увеличилась, кожа натянулась и блестела, а темные прожилки стали еще ярче и гуще. Рана Лаки на ноге тоже выглядела плохо – она сильно покраснела, и из нее сочилась какая-то мутная, желтоватая жидкость.
«Нужно промыть раны кипяченой водой, – сказал Док, качая головой. – Иначе дело плохо кончится. Кэп, может, разведем небольшой костер? Только для кипячения».
Торн колебался. Огонь мог привлечь нежелательное внимание. Но и оставить раны без обработки было нельзя. «Хорошо, – наконец решил он. – Но только маленький, и чтобы дыма было поменьше. Слэдж, собери сухих веток. Лаки, ты на страже у входа. Я и Док займемся водой».
Пока Слэдж искал топливо, а Кэп с Доком пытались развести костер с помощью огнива и сухого мха (зажигалки промокли), Лаки сидел у входа, вглядываясь в сгущающийся мрак. Его знобило, несмотря на влажную духоту. Царапина на ноге горела огнем, а головная боль превратилась в монотонный, изматывающий стук в висках. Ему казалось, что тени в лесу движутся, что из темноты на него смотрят десятки невидимых глаз.