Гвардия Обреченных Михаил Гинзбург

«Ну и могильник, – протянул Лаки Максвелл, харкнув на крошево древних кирпичей. Густая от пыли слюна мгновенно всосалась, оставив темное пятно, еще одно в бесконечной череде осквернений. – Серьезно, Кэп, мы сюда за трофеями приперлись или пересчитывать трещинки на заднице у каждого глиняного болвана, которого эти ребята забыли утащить?»

Капитан Маркус Торн не удостоил его даже взглядом; его голос, лишенный интонаций, как пустыня жизни, резанул спертый воздух подвала: «Язык прикуси, Лаки, и смотри в оба, если не хочешь, чтобы твои голубые глазки стали украшением чьей-нибудь коллекции. Это тебе не сафари-парк для слабоумных. Слэдж, что там маячит впереди?»

«Преграда, Кэп. Сталь, – отозвался Сэмюэль «Слэдж» Рурк. Его голос был низок и глух, будто исходил из самого нутра земли, по которой они ступали. Он дружески хлопнул по стальному листу ладонью, способной раскрошить череп. – Эту хреновину, похоже, ставили с расчетом на то, что сам дьявол будет ломиться. Хочешь, проделаю в ней пару лишних вентиляционных отверстий? Или предпочитаешь что-нибудь более… деликатное, вроде вскрытия консервным ножом?»

Снаружи, за пробоинами в стенах Национального музея Багдада, майское солнце испепеляло город, превращая его в подобие доменной печи. Раскаленный воздух клубился над руинами, а редкие, как предсмертные хрипы, автоматные очереди с окраин лишь подчеркивали агонию захваченного города. Здесь же, в катакомбах музея, властвовал сумрачный покой склепа. Прохлада была обманчивой, как улыбка потаскухи; тяжелый, затхлый воздух был пропитан миазмами тысячелетней пыли, острой вонью свежей плесени, едким запахом цемента от недавних обвалов и еще чем-то – едва различимым, с металлическим привкусом, отчего у Кэпа неприятно покалывало под ложечкой, а волосы на затылке вставали дыбом. Лучи тактических фонарей выхватывали из первобытной тьмы остовы разбитых витрин, груды опрокинутых стеллажей и сиротливые постаменты, на которых когда-то покоились артефакты давно исчезнувших цивилизаций, теперь ставшие добычей мародеров или просто мусором.

«Сперва заглянем ей под юбку, – ответил Торн, приближаясь к двери. Его рука в тактической перчатке скользнула по ледяному металлу. Ни единой щели, ни ручки – лишь массивный штурвал замка, который выглядел так, словно его не касалась рука человека со времен вавилонского столпотворения. – Док, держись рядом. Если Слэдж войдет в раж и разнесет тут все к чертям собачьим, понадобится кто-то с достаточно крепкими нервами, чтобы соскрести наши останки со стен и сложить в твой симпатичный вещмешок».

Даниэль «Док» Колман, их полевой хирург и ходячая медицинская энциклопедия, привычным жестом поправил очки на переносице, его лицо оставалось таким же бесстрастным, как у патологоанатома на пятом вскрытии за день. «К вашим услугам, джентльмены, в любое время дня и ночи, – его голос, тихий и лишенный эмоций, звучал почти гипнотически на фоне грубого солдатского трепа. – Хотя, не буду скрывать, гораздо приятнее иметь дело с пациентами, у которых все части тела на месте. Экономия шовного материала, знаете ли».

Лаки издал звук, похожий на кашель задушенной гиены. «Оптимист херов. Я почти восхищен. Если за этой бронированной красоткой нас ждет пещера Али-Бабы… то есть, этих… ну, ты понял… аккадцев, то первый мешок золота мой. В качестве компенсации за моральные страдания от необходимости ежедневно лицезреть твою постную физиономию, Док».

«Засунь свои мечты туда, где солнце не светит, Лаки, – Кэп окинул взглядом стальную преграду. – Слэдж, какие будут мысли у нашего главного разрушителя?»

Сэмюэль Рурк пожал плечищами, каждое из которых было способно выдержать удар тарана. «Обычная процедура для таких упрямых сучек. Немного С4 на петли, чуть побольше на замок – грамм четыреста этой радости должно хватить, чтобы превратить эту жестянку в дуршлаг. Будет немного громко, но, учитывая, что наверху уже почти все отстрелялись, думаю, на шум никто не прибежит оспаривать наши методы работы с культурным наследием».

«Принято, – кивнул Торн. – Действуй. Лаки, Док – держите лестницу. Не хватало еще, чтобы какой-нибудь особо идейный потомок древних шумеров решил преподать нам урок истории свинцом и сталью».

Пока Слэдж с ловкостью опытного хирурга, почти с нежностью, размещал брикеты пластида на массивных петлях и вокруг штурвала замка, Лаки, привалившись к стене у лестничного проема, лениво обводил окружающее пространство стволом своей снайперской винтовки, похожей на изящную смертоносную гадюку. «Знаешь, Док, – протянул он, не отрывая взгляда от пляшущего луча своего фонаря, – есть в этом какая-то ирония, а? Тысячи лет вся эта рухлядь тут стояла, покрывалась пылью веков, ждала своего часа… И вот пришли мы – венец творения, соль земли – и… хрясь! Прогресс, твою дивизию».

Док не ответил, лишь его фонарь чуть дольше задержался на табличке с полустертой клинописью у соседнего, уже развороченного хранилища. «Что же они так оберегали, интересно?» – пробормотал он, обращаясь скорее к теням, чем к Лаки.

«Может, любимую тещу главного жреца, – осклабился снайпер. – Или его коллекцию засушенных скорпионов. Скоро узнаем… через…»

«Всем лечь, мать вашу! – рык Слэджа заставил их инстинктивно вжаться в пол. – Три… Два… Один!»

Взрыв был не оглушительным, а скорее тугим, спрессованным, будто лопнул гигантский внутренний нарыв. Воздух в подвале дернулся, как живой, с потолка градом посыпалась штукатурка и каменная крошка, мгновенно подняв такое облако пыли, что дышать стало нечем. Стальная дверь содрогнулась всем своим многотонным телом, выгнулась наружу, как грудная клетка под ударом кувалды, и с протяжным, раздирающим уши скрежетом металла о камень рухнула на пол, едва не расплющив любопытного Лаки, который попытался заглянуть в проем на долю секунды раньше положенного.

«Чтоб тебя черти драли до седьмого колена, Максвелл! – рявкнул Кэп, рывком оттаскивая его за разгрузку. – У тебя в башке мозги или опилки?!»

«Только отборные мысли, Кэп, исключительно платинового качества, – огрызнулся Лаки, отряхивая с себя куски бетона. – Например, о том, как справедливее поделить несметные сокровища, которые мы сейчас обнаружим».

За изуродованным проемом открылся небольшой, почти идеальный куб зала, выложенный гладким, иссиня-черным камнем, который, казалось, впитывал свет, не отражая ни единого луча. Ни окон, ни других дверей. Мертвый, стерильный тупик. И он был пуст. Абсолютно.

Если не считать того, что покоилось в его геометрическом центре.

На низком, грубо обтесанном каменном пьедестале лежал объект. Он не излучал света в привычном понимании этого слова; скорее, сама его чернота была настолько абсолютной, настолько глубокой, что казалась источником некоего анти-света, извращенной пустоты, обретшей форму. Размером с человеческий торс, предмет имел неправильную, изломанную геометрию, будто гигантский осколок обсидиана, вырванный из сердца застывшей бури, или материализовавшийся сгусток беззвездной ночи. Его поверхность была покрыта сетью тончайших, едва различимых линий, сплетающихся в чудовищный, не поддающийся осмыслению узор, который гипнотически притягивал взгляд, заставляя разум спотыкаться и тонуть в его нечеловеческой логике.

Едва уловимая, низкочастотная вибрация исходила от артефакта – она ощущалась не слухом, а всем телом, каждой костью, каждым нервным окончанием. И было в нем что-то еще – ледяное, как дыхание космоса, древнее, как сама Вселенная, и бесконечно чуждое всему живому, всему теплому, всему человеческому. Чувство абсолютной неправильности, которое Кэп Торн смутно ощутил еще перед дверью, теперь сгустилось до физической тошноты, до спазма в горле.

Солдаты застыли на пороге, как соляные столбы. Даже Лаки забыл про свое обычное зубоскальство, его лицо вытянулось, а глаза расширились. «Ну… и что это за… мать ее… хренотень?» – наконец выдавил он сдавленным шепотом, который в оглушающей тишине прозвучал, как выстрел. Кэп Торн не ответил. Его взгляд был прикован к черному, безмолвному объекту на постаменте. За всю его долгую, богатую на дерьмо и смерть военную карьеру, он не встречал ничего, что могло бы хотя бы отдаленно подготовить его к этому. И его звериный инстинкт, отточенный до остроты бритвы годами выживания в самых немыслимых мясорубках, сейчас не просто вопил – он разрывал ему глотку изнутри одним-единственным словом: «Беги!» Бежать без оглядки, как можно дальше от этой проклятой, богомерзкой находки.

Глава 2: Дребезг Мироздания

Тишина, густая и тяжелая, как свежая могильная земля, навалилась на них, едва стих шепот Лаки. Она давила на уши, заставляя сердце колотиться где-то в горле. Капитан Торн первым стряхнул с себя оцепенение. Инстинкт вопил «Беги!», но командир внутри него, тот, что прошел через дюжину локальных адов и вывел оттуда, пусть и не всех, но живых, приказывал стоять. Оценить. Уничтожить или использовать.

«Никому не двигаться, – голос Кэпа прозвучал хрипло, как будто его только что вытащили из петли. Он медленно поднял руку, останавливая Лаки, который уже было подался вперед, привлеченный неведомой чертовщиной. – Слэдж, Док, ваши мысли? Только быстро и по существу. Эта штука мне нравится еще меньше, чем теща моего бывшего сержанта».