– Бабуль, ты никак сердишься на меня, что я тебя спрашиваю?

– Эх, Матвеюшка, разве я на тебя серчаю. Но как ведь мы стараемся, растим цыплят-то, как малых ребят. Выходим их, а он, этот, как все его зовут, Боров осенью приедет с коробами да больше половины курочек, петушков, да гусей и индюшек погрузит и поехал. Ну, там для барина, это дело другое, он наш хозяин. А то какой-то там. Да что там, вор он, да и все тут.

– Да вы бы не давали ему, – вставил Матвей.

– Не дам, а плеть-то видел у него на руке, всегда висит, попробуй, не дай. Ведь, он всем завладел. Барин дома не живет, а барыня сама боится его, а молодая барыня еще дите. Вот он боров-то и лютует. Да разве он только птицу берет, все он берет, и овец, и коров, а уж свиней-то и вовсе, – бабка вроде одному Матвею сказала. – Говорят, Матвеюшка, этот Боров имение построил такое, все из жженого кирпича, дворец, говорят, и все. Все, говорят, построил на барина деньги. А нас с голоду заморил. Да ты и сам видишь, какие крепостные, как вроде все чахоточные, Господи, в чем только наши души держатся, – Матвей глянул на Дашу, она стояла бледная, ее как вроде бы трясла лихорадка.

Бабка, поняв, что довела барыню до зла, сразу же переключилась на другой разговор:

– Значит, – сказала бабка, – это твоя невеста, дай-ка я посмотрю.

Подойдя ближе к Даше, бабка перекрестилась:

– Господи, святая Мария, – упала на колени перед Дашей, – никак барыня Дашенька, прости, что я тут наболтала.

Даша подошла к бабке, поднимая ее, трясучим голосом заговорила:

– Встань, бабушка, встань, милая, ты же правду сказала.

Бабка, вставая с помощью Даши, крестилась и повторяла:

– Истинную правду, как пред Богом.

– Ну, хорошо, – сказала Даша, – Мы с Матвеюшкой никому не скажем, да и ты помалкивай.

Даша спросила:

– А где вы кушаете?

– Да с общего котла, там, на скотском дворе, ай, хочешь посмотреть, сейчас будут варить ужин и завтрак, – сказала бабка.

Даша обратилась к Матвею:

– Ну что, по-моему, хватит смотреть свое хозяйство, а вот, что варят на ужин и завтрак надо глянуть.

– Гляньте, гляньте, милые, – сказала бабка, – он все норовит нас всех отравить, а мы ведь русские, живучие, все живем. Господи, – бабка опять перекрестилась, – если этими харчами накормить немца или француза, так два дня не проживут, как муха помрут. А вот мы живем.

Матвей и Даша попрощались с бабкой, пошли на скотный двор. Матвей подумал, как еще Даша отнесется к этому разговору с бабкой, заговорил, смягчая действия управляющего:

– Конечно, управляющий жулик большой, но хозяйство он содержит в исправности.

Даша перебила:

– В исправности, под палкой и бичом, ради своего обогащения готов всех в могилу загнать.

Они вошли в скотный двор. С противоположной стороны двора, под навесом в какой-то печи горели дрова, сверху тяги был вставлен большой котел, из которого шел пар и издавал тухлый, вонючий запах. У котла появилась повариха Фекла. Фекла, увидев Матвея и молодую барыню, пошла им навстречу. При встрече Фекла низко наклонилась, крестясь, прошептала:

– Милости просим, барыня.

Матвей, шутя, сказал:

– Тетя Фекла, да это же не барыня, а моя невеста.

Фекла сначала смутилась, виновато сказала:

– Оно невеста, может и правда, а вот, что барыня, я сразу узнала.

– Тетя Фекла, ты, что это варишь-то?

– Как что? Ужин да сразу завтрак.

– Кому?

– Как кому? Всем мужикам, бабам и детям – кто кормится у нас во дворе. А что? – переспросила Фекла.

– Да какой-то запах идет от котла нехороший, – сказал Матвей.

– Да капуста в кадушках задохнулась, вот и воняет.

– А ты всю капусту заложила в котел иль осталась еще?