– Нет, маменька, я не могу сказать, что он любит меня, но в том, что он уважает меня, я уверена. Конечно, он намного умнее меня и хитрее, за это я еще больше люблю его. Да будь оно проклято, это крепостное право вместе с царями!

Мать бросилась к Даше и ладонью зажала ей рот, потом отпустила, начала креститься и умолять Дашу:

– Дашенька, не Матвей ли тебя к этому подталкивает.

– Ты что, маменька, да разве Матвей-крепостной может сказать об этом барыне? Да разве ты не видишь, сколько я прочла книг? Хоть я, может, и балбес, но кое-что внимаю. В некоторых книгах мелькают слова умных людей, что крепостное право не только угнетает бесправием, а задерживает развитие человечества. Да я и сама теперь вижу, что это так. Вот, хотя бы Матвей, дай ему право учиться, он, может быть, ученым стал, такой ум, а сидит в нашей конюшне да твою Дашу учит верховой езде, да ниже пояса нам кланяется.

– Что правда, то правда, – сказала мать, – ну что мы с тобой сделаем?

– Вот в этом-то и наша беда, что никто не сопротивляется, а кому выгодно это крепостное право, он-то и пользуется.

– Вперед надо, доченька, научиться, как сопротивляться, а то будешь так сопротивляться, что останешься без завещания и будешь нищая.

Даша серьезно посмотрела на мать и подумала: «А мамка-то моя не дура, знает, что к чему». В это время вошла экономка и удивленно заговорила:

– Дашенька, свет ты наш, да ты в этой одежде выглядишь такой милой, – и пригласила обедать, а то все остынет.

– А Матвей, – сказала Даша, – пришел?

– Он уже пообедал. Я ждала, ждала вас, а вас все нет. А оказывается, вы тут наряжаетесь.

Пообедав, Даша вошла в свою комнату, села в мягкое кресло.

– Господи, как же долго идет время, – сказала она, – а вот, когда я нахожусь вдвоем с Матвеем, оно летит прямо незаметно.

Матвей, отворив дверь Дашиной комнаты, увидел сидящую в кресле Дашу, с упреком проговорил:

– Даша, ну что же ты сидишь, надо же идти.

И она нехотя встала. Матвей, увидев Дашу в простом одеянии, удивился, подумал, а потом, не удержавшись, проговорил:

– Да ты, Даша, в этой одежде выглядишь не хуже.

Даша улыбнулась, еще раз осмотрела себя. Взяв со стола свернутую шерстяную шаль, решительно пошла из комнаты. Матвей пошел за ней. Пройдя двор, Матвей отворил дверь калитки, сразу же за забором и конюшней с амбарами потянулся сад. Яблони и вишни уже начинали расцветать.

– Сад, Дашенька, занимает не меньше десятины, а видишь, садовник уже какой порядок навел.

За садом был участок для посадки разных овощей, тоже не менее десятины.

– Это огородом называется, – сказал Матвей. – А вон строение поперек всего огорода стоит – птичник, там куры, гуси, индюшки.

Подойдя к строению, Матвей открыл калитку, и они вошли в большой двор, который разгорожен пополам, в одной половине ходили куры. Не успели осмотреться, как к ним подошла старушка. Узнав Матвея, она быстро заговорила:

– Ой, да никак это ты, Матвеюшка! Давненько ты к нам не заходил, – старушка притворилась, будто она барыню не узнала. – Никак барином стал, гляди-ка, как вырядился. А кто это с тобой? Не невеста ли твоя?

Матвей и Даша, глянув друг на друга, улыбнулись. Матвей громко спросил:

– Что-то, бабушка, птицы во дворе не видно.

– Да оно что, гуси еще сидят, все почитай, на гнездах, а кур пускать рано.

– А много у вас кур-то? – спросил Матвей.

– Да всегда велено пять-сто оставлять, так оно и есть.

– А сколько наседок посадили-то в этом году?

– И наседок всегда велено пять-десять сажать.

– Бабуль, а по сколько под каждую наседку яиц-то кладете?

– Всегда по пятнадцать штук, чтобы легче считалось управляющему, – сердито сказала бабка.