– Есть еще на два дня.

– Ну-ка идем, покажи капусту, какая она у тебя там.

Фекла завела Матвея и Дашу в небольшой сарайчик, где воздух от прокисшей и тухлой капусты, да гнилой картошки был невыносим. Даша закрыла рот и вышла из сарайчика. Матвей подошел к кадушке, большим черпаком зацепил капусты и вынес на улицу.

– Смотри, Даша, капуста-то вся сплеснивала, зеленая. Люди-то могут отравиться ее.

Фекла аж испугалась слов Матвея, стала говорить:

– Нет, не отравятся, мы уже две недели едим и ничего. Я сначала несколько раз помою, а потом в котел с водой, как вода покипит немного, я эту воду-зелень солью, а потом новой воды налью для варева, и ничего, никто не умер.

Даша стояла ни жива, ни мертва, лицо еще больше побледнело, тихо, но со злостью сказала:

– Хватит, Матвей, мне и этого знакомства с моим хозяйством, – повернулась и пошла со двора.

Матвей подошел к Фекле, почти шепотом сказал ей и пальцем погрозил:

– Смотри, никому не слова, что мы тут были. Поняла?

Фекла перекрестилась:

– Ни-ни, Матвеюшка.

Матвей догнал Дашу у калитки. Даша обернулась к Матвею лицом:

– Позор! Свинство! Хуже, чем скотину, кормим людей.

– Ты, Дашенька, подожди, успокойся, люди знают, кто в этом виноват.

– Ну, я знаю, ты сейчас скажешь, Боров виноват. А где я, а? Почему я до сих пор позволяю этому наглецу издеваться над людьми? Скажи, Матвей, ты хоть сколько-нибудь уважаешь меня, а?

– Что ты, Дашенька, да я хоть сейчас с тобой в Сибирь пойду.

– Я верю тебе, Матвей, помоги мне эту тварь наказать.

– Дашенька, да его разоблачить очень просто можно, что он вор и жулик.

– Ну, как скажи, Матвеюшка.

– Вот что, давай, Дашенька, на хоровод не пойдем, а поедем в Тулу к лавочнику, заберем у него книги учета. Лавочник учет точно вел. Боров ему воровать не давал ни копейки. По этим книгам мы точно узнаем, сколько получил Боров и сколько положил в кассу барина. Учет-то у писаря есть.

– А если писарь скажет Борову?

– Нет, не скажет, он, наоборот, будет помогать нам. А тебе, Дашенька, придется с писарем разок поговорить поласковее, тогда он и сам всю грязь выложит.

Даша улыбнулась.

– Хорошо, – сказала Даша, – поехали в Тулу к лавочнику.

Пришли обратно к себе во двор.

– Ну, – Даша сказала, – запрягай самую сильную лошадь в пролетку, а я сейчас переоденусь.

Матвей быстрым шагом пошел в конюшню. Не сказав Семену, вывел серую кобылу, надел хомут и уже запрягал лошадь в пролетку, когда подошел Семен:

– Это вы куда собрались?

– Да так, барыня хочет прокатиться, – сказал Матвей.

Семен подозрительно посмотрел на Матвея и ушел в конюшню. Через некоторое время из дома выбежала Даша легко одетая. Матвей посмотрел на нее, спросил:

– Это так и поедешь?

– Да, – ответила она.

– Нет, Дашенька, обратно будем ехать ночью, холодно так.

И Матвей увидел экономку, которая несла легкое с соболиным воротником пальто и шерстяную шаль.

– Ну вот, это дело другое, – сказал Матвей.

Даша уже сидела в ходке. Матвей взял у экономки одежду, аккуратно свернул и положил рядом с Дашей. Даша засмеялась, смотря на Матвея, сказала:

– А ты, где сядешь? Кобыле на хвост?

– Нет, Дашенька, придется рядом с тобой, да поплотней.

Матвей поднял сверток и сел рядом с Дашей, а сверток положил себе на колени. Экономка отворила ворота, и они поехали. Проехав немного, Даша правой рукой обняла Матвея за талию:

– Вот так удобней. Ну и тело у тебя, Матвей, тугое, как дерево.

– А что, – сказал он, – может быть, вернемся?

– Нет уж, Матвеюшка, я согласна все боли перенести от тебя…

– Ну, договаривай, Дашенька, что ты замолчала, а, – сказал Матвей.

Но Даша молчала. Они выехали на большую дорогу, ведущую в г. Тула, и Матвей тронул лошадь, та пошла быстрой рысью. Даша прижалась к телу Матвея, тихо сказала: