Жалость Шел была бы для нее невыносима. Но та и не думала ее жалеть.

– Значит, не видать тебе поздравительной открытки на Рождество, – пошутила Шел.

Констанция рассмеялась. Ее смех непривычно звонким эхом рассыпался по темной комнате. Констанцию захлестнула волна благодарности. Ей вспомнилось, что было потом. Мать отправила ее в школу-интернат. Она была одна в целом свете, пока не познакомилась со Стивом. Тогда она впервые за долгое-долгое время почувствовала, что, возможно, встретила человека, которому не безразлична.

– Прости, – промолвила Шел. – Досталось тебе. А ты ведь девчонкой совсем была.

Констанция не поощряла общение Эстер с бабушкой. Помнится, когда она последний раз задумывалась об этом, ее охватила грусть, но грусть не глубокая, не затрагивавшая струны ее души. Эту ситуацию она воспринимала как сторонний наблюдатель, но теперь ощущение отрешенности исчезло. Чувство было такое, будто она подставила ветру обритую наголо голову. Вообразив, как ее дочь лежит где-то холодная и обнаженная, она снова расплакалась.

Шел терпеливо ждала, когда подруга успокоится и продолжит свой рассказ.

– Стиву я об этом не говорила. Он просто принял как факт, что мы с матерью не общаемся. Знаешь, это наводит на определенные мысли. Как можно было утаить от мужа нечто столь важное? Как я могла не поделиться с ним? Что еще мы скрываем друг от друга?

Констанция была уверена, что Шел понимает, о чем она говорит.

Та поглаживала ее по плечу. То ли потому, что из глаз Констанции снова хлынули слезы, то ли, наоборот, Констанция заплакала потому, что Шел гладила ее. Трудно сказать.