А еще оттого не возражаю, что Рамон произносит мое домашнее прозвище с таким придыханием, точно пробует его на вкус. И оно ему приходится по душе.

— Иди сюда. — Он манит меня пальцем.

Качаю головой и делаю шаг назад.

— Страшно? И что дочка великого лекаря забыла тут? Ищешь своего дружка, Ансельма? Так он не ходит на такие занятия.

— Я пришла с сестрой, чтобы познакомиться с ее женихом

И кто меня за язык дернул? Мало того, что жалобно блею, как овечка. Еще и сестру подставила.

— Это не место для светских раутов, — заявляет Рамон непреклонным тоном. С легким пренебрежением косится на Варуна и хлопочущую возле него Миру. — Выберите другое место для знакомства и вечеринок по этому поводу.

Проглатываю обиду, но промолчать не в силах.

— Но ведь этим можно смотреть?— указываю на стайку девушек в костюмах для верховой езды. Явно старшекурсницы. Они глаз не сводят с преподавателя. А на меня смотрят с раздражением и явным пренебрежением. Их взгляды будто спрашивают: что эта мелкая выскочка забыла здесь?

— Они пришли учиться, — заверяет Рамон. Хотя я уверена в обратном. — Я даю уроки не только парням, но и девушкам. Но праздного любопытства не потерплю.

— Я не праздна и не любопытная.

И откуда во мне столько бахвальства? Заразилась от Ансельма? А это вообще заразно? Не понимаю, что происходит. Меня будто подменили.

— Мне интересна боевая магия, — заявляю, тоже сложив руки на груди. —  Я долго изучала, читала много книг и… — Тереблю манжет, собираясь с мыслями.

Как же объяснить ему, что я чувствую, когда вижу схватку? 

— Да? — Рамон удивляется вновь. — А может быть, хочешь попробовать сама? Иди сюда, Ноготок.

Он снова манит пальцем. На сей раз я и не думаю отказаться. Но на пути стена из огня.

Рамон с неприкрытым интересом наблюдает. Что-то шепчет подошедшему Расти. Мне отчего-то кажется, что преподаватели делают ставки. Считают, как скоро я откажусь от идеи пройти сквозь огонь и, плача, убегу в Даркледж плакаться папеньке.

Не тут-то было!

— Мовитуа арофарис! — призываю воздушный вихрь, скрещивая пальцы в знак Ромер.

Отец, хоть и нехотя, научил меня этому. Когда в деревне разгорелся пожар, нам пришлось пробираться сквозь пламя.

— Неплохо! — восклицает  Рамон, озадаченно хмыкнув. — Для новичка.

От его похвалы становится жарко — так, словно пламя обуяло меня изнутри.

— Она смогла оживить меч, — напоминает Расти. — Только вот не подняла его даже над полом тренировочного зала.

Рамон подходит ближе, перехватывает мои руки за запястья, рассматривает их. Пальцы у него сильные, твердые. Кажется, будто вокруг моих запястий сомкнулись оковы. Но — о Пресветлый! — это самые нежные оковы, какие только можно придумать.

— Меч слишком тяжел для этой неженки, — заявляет Рамон. — А вот это, пожалуй, будет в самый раз.

Он достает из прицепленных к поясу ножен небольшой кинжал. Обоюдоострый, изогнутый, с крестообразной гардой. Лезвие его посредине покрыто резной гравировкой, а рукоять инкрустирована серебром и латунью. Магический клинок, заговоренный. Рамон протягивает его мне, словно великое сокровище.

Беру нерешительно, но тотчас отмечаю, как славно рукоять лежит в ладони. Так, словно была сделана на заказ. Странно, но в руке Рамона он казался более внушительным.

— Этот ножичек подстраивается под владельца, — поясняет учитель.  — Ну что, Ноготок, сумеешь его оживить?

Он еще сохранил тепло тела Рамона. От одной мысли об этом кровь приливает к щекам. Хорошо, что вокруг темно и никто не заметит моих пылающих щек. А если и заметят, спишут на отблески костра.

— Ну же, смелее! — советует Расти.

— Чай не побрякушка, не надо ее так пристально рассматривать, — добавляет Рамон. — Просто взмахни им. Покажи, что и твоя хрупкая ручка может наносить режущие удары. Тогда клинок покорится быстрее.