Мужчина был широкоплечий, высокого роста и крепкого телосложения. Казалось, он обладал богатырской силой – уж очень мужественным был его внешний вид: красивые темные волосы с проблесками пепельной седины, потухшие голубые глаза, тонкие вытянутые губы, курносый веснушчатый нос, небольшая темная бородка и крепкие, как камень, руки, покрытые старыми глубокими шрамами.

На вид ему было лет 40-45, хотя соседи уверяли, что ему едва перевалило за тридцать. И в этом, на мой взгляд, не было ничего удивительного: время-то на дворе было послевоенное.

Он мог бы быть душой компании и пользоваться популярностью у женщин, однако предпочитал затворничество. Мужчина жил с отцом, матерью, беременной женой и дочерью-подростком.

Поговаривали, что война сделала из него настоящего зверя! Будто он вырывал сердца у убитых им врагов и поджигал предателей в своих же избах. Успокоился только, когда дошел до родного дома. А теперь вот, «прячась» за семьей, скрывает от мира настоящую правду…

Про жену его тоже много судачили: будто мужчина, едва овдовев, нашел себе молодуху, которая была ему не по возрасту. В общем, слухов было очень много, но я в них не особо верил.

Этот мужчина казался мне единомышленником, оттого я хотел узнать его поближе. Вот только как я мог начать с ним общаться, если мы оба предпочитали уединение?

Со временем мне удалось заметить еще одну интересную вещь: в саду этого человека росла молодая, но крепкая груша, с которой почему-то никогда не срывали плоды. Хозяева хорошо ухаживали за деревьями и вовремя собирали урожай. В их саду также росли вишни, черешни, яблони, сливы, орехи – да чего там только не было! Но вот груша росла будто сама по себе, хотя ее сорт был сладким и невязким на вкус.

По мне, это было очень странно, ведь будь в моем дворе такая груша – я бы срывал ее плоды в первую очередь. Но здесь, похоже, были свои заморочки на этот счет.

Конечно, при желании я бы мог попросить у них сладких плодов, но такой уж я человек: если кого-то о чем-то прошу, то только в крайнем случае. А груши – это же так, приятная мелочь…

Только поздним летом, когда мы вместе собирали с полей урожай, я смог познакомиться с тем человеком. Оказалось, что его зовут Василий. Пока мы общались, он также упомянул о своей беременной жене и попросил ее осмотреть, если у меня, конечно же, будет такая возможность. Пусть я и не акушер, но на войне мне трижды довелось принимать роды. К тому же я решил, что под таким предлогом мне удастся узнать его семью получше, поэтому я, не раздумывая, согласился.

После его просьбы я проникся уважением к Василию: не каждый муж доверил бы чужому мужчине свою жену. Другие, скорее бы, надеялись на бабку-повитуху, но мой сосед хотел подстраховаться: он знал не понаслышке, что при ухудшении состояния повитуха будет бессильна, а добираться до города непросто, поэтому его выбор пал на меня.

На следующий день Василий привел ко мне свою супругу и, нежно приобняв, помог ей прилечь на кушетку. Раньше мы пересекались лишь пару раз, и у меня не было возможности ее разглядеть. А теперь… ох, тяжело было сосредоточиться при виде такой красавицы!

Жена Василия была словно лучик солнца – милая, пахнущая спелой черешней и ванилью, юная прелесть. У нее были длинные рыжие локоны, большие серо-голубые глаза, маленький вздернутый носик и неяркие пухлые губы. Из-за своей худобы и невысокого роста на вид ей нельзя было дать больше шестнадцати. Но, поговорив с пациенткой, я узнал, что ей уже шел двадцать первый год.

Кожа девушки была белой, как молоко, без обычных для такой «породы» веснушек. Ее приветливый нежный голос звенел колокольчиком, и, когда она смеялась, то на раскрасневшихся щеках выступали две несмелые ямочки. Поистине для мужчины она была настоящим сокровищем, и имя у нее было подходящее – Зоя, что в переводе с греческого означает «жизнь».