«Да-да, жили у Скифского моря, на Мезени и Пинеге волоты (великаны), они пасли мамонтов, носорогов, баранов, которые были крупнее нынешних быков, – продолжил Проня. – Но тогда и земля была другая, зимы не было (как помнится), было тепло, но не парко, чтоб сожигало до кости, и деревья росли в самое небо и по ним можно было взбираться в райские палестины и отдыхать. Потому что небо жило низко, не как сейчас, земные и небесные жители, вся деревенская шатия-братия ходили друг к другу в гости, варили в огромных котлах пиво, жарили на вертеле баранов, отмечали кануны. А правил всеми на небе, на земле и на воде рачий царь, хотя никто его не видел, и не мог видеть, чудовище было ужаснее нашего батюшки Груманта. Взгляд сразу затмевался, и человек терял дух…
В старые времена среди жителей архангельского севера ходила легенда о рачьем царе – морском чудовище, повелителе морских зверей. Он обитал в пучине морской на самом дне между Маткой и Грумантом. Рачий царь иногда всплывал ночью из морских глубин и издавал громовые крики и стоны, от которых лед крошился и камни лопались. Он был таких исполинских размеров, что взглядом его невозможно объять. Случайная встреча с этим чудищем не сулила ничего доброго, даже корабли пропадали в его чреве».
Созонтовичу было не до сказок, пошел подменить подкормщика, как бы в конце пути не дать маху, рачий царь и ловит беззатейного поморца за руку в эти минуты и гнетет с собою в пучину: «Верить не верим, а в старинушку гоним», – так уверяют в Помезенье, крепко держась дедовой науки. Вот и Проня-баюнок о том же напомнил, вылез из казенки, когда приспели к Большим Бурунам во владения рачьего царя.
Вокруг Груманта много легендарной мифологии, сказок и поморских сказаний, о чем речь пойдет впереди.
«Среди утесов бухты Уэйлс-бей у подножия горы Уэйлс-хэд чернеет среди льдов скала. Она напоминает торчащую из воды голову человека без шапки. Может быть, об этой скале сложили поморы легенду о борьбе Груманланского Пса с чернокнижником-волхвом. Прилив роет ледяные пещеры, заботится океан о духе гор – Грумантском псе. Строят ему дворцы под землей упорные воды. Капля за каплей прорывают извилистые ходы во льдах. Своды их будут, пожалуй, потолще соловецких».
В XVI веке на мурманском побережье участвовали в звериных промыслах до семи с половиной тысяч русских судов и свыше тридцати тысяч русских промышленников. Капитан Барроу встречал их в 1556 году на Мурмане и близ новой земли.
Русские поморы-скифы-сарматы жили во времена чудовищ, великанов-волотов, и оттого, наверное, с таким бесстрашием брали ошкуя на острогу, спицу, копье и нож, а то и голоручьем, своим мужеством удивляя шведов и норвегов, со страхом взиравших на ужасных царей ледяной пустыни.
Сказочные оттенки столь многотрудной тяжкой жизни не могут быть придуманы зверобоями, несмотря на хваткий искрометный ум; если бы могли груманлане сочинять чудесные истории, то не брали бы с материка сказочников и былинщиков, которые в долгие зимние вечера скрашивали их тяжкие будни, а сидели бы мореходцы у камелька и сочиняли приключения. Фольклор Груманта – явление необычайного быта полярных охотников из самой жизни, он интересен, как любопытна смертельная схватка человека и Арктики, кто кого оборет, но и их единство, проверка на стойкость и силу духа: тут были и свои духовники, герои-богатыри, и люди слабые сердцем, люди атаманистые, своевольные, дерзкие в желаниях, кто мог силою натуры и несгибаемой воли приручить самые невероятные обстоятельства, коими так богата Арктика и извлечь пользу себе.