– Работников тебе набирать! Немного поворошим вотчину князя Пожарского!

– Круто то как, – буркнул себе в бороду Молога и тронул следом за стрелецким отрядом к улице Солянке и дальше к Яузе, по берегу которой шла тропа до Медведкова.

Вечерело. За околицей села Медведкова, на правом берегу Яузы стояли четырнадцать телег, запряжённых разнокалиберными лошадьми. Князю Пожарскому был дан наказ не только крестьян своих на работы отдать, но и транспорт предоставить, и хлеба в дорогу. Сам тучный князь с двумя приказчиками топтался поодаль, в разговоры со стрельцами не вступал. Вот прибыл и командир Василий со своим молодым попутчиком. Сергуля на лямке через плечо вёз драгоценный дедушкин port-feulle, привезённый им из Литвы. Это у них там на французский манер эта кожаная плоская сумка с двумя замками, набитая всякими чертёжными инструментами и пергаментом называется как бы «носитель листов», а Молога называл это своё сокровище портфель, с таким вот ударением.

Стрельцы начали выгонять из изб мужиков и баб и строить всех у Покровской церкви. Бурчание и всхлипывания пресекались ударами плетей, не сильно, но чётко. Наконец, когда начало темнеть, Молога начал свой отбор. Указывал на молодого, ну хотя бы не очень старого и крепкого мужика, его сразу отводили в сторону, раздавалось бабье оханье, церковный служка тут же записывал имя-прозвище. Таким манером было отобрано восемнадцать мужчин. Тут вперёд выступил Васька:

– Всем слушать! Кто отобран для работ идти по домам и собираться. На рассвете выходим. Собираться с семьёй кто женатый: с женой и детьми. Десятник Михайлов! Деревню оцепить, чтобы бежать никто не надумал! В полночь сменить десятнику Семёнову!

Александр Иванович, Сергуля и Василий расположились на ночлег в избе княжеского приказчика. Мальчику раздобыли хорошую кружку молока и кусок свежего белого хлеба и после краткой трапезы он уже спал на широкой лавке как говорится «без задних ног». А Молога и Василий вышли на крыльцо. Мастер раскурил трубку, а стрелец короткими глотками пил квас из крынки. После такого шебутного дня и не спалось.

– Как справилась служба? – раздалось из темноты. На свет луны выехал верхом дьяк Выродков. Следом за ним также верхом его верный писец Степан.

– Всё как по указу! Мужики отобраны, с рассветом выступаем! – отрапортовал Василий, быстро отставив квас и проверив застёжки на кафтане.

– Вопрос есть, Иван Григорьевич! Можно на ночь глядя? – подал голос мастер.

– Слушаю тебя, Александр Иваныч.

– Это на кой же ляд мне таскать по полям да весям этот обоз с бабьём и выводком? Мне же плотники нужны, а не табор!

– Не горячись, Александр Иванович, не горячись. Устали сегодня все. Да дело важное решили, такое, что на века запомнится и откликнется. Сегодня Русь впервые на восток двинулась. Понимаешь? Не восток на Русь, как столетиями было, а наоборот. Государь наш молод, но умён. И советчиков подобрал по себе, избранными их называет. Не громить Казань намечено… хотя громить тоже… Надолго обосноваться нужно на Волге, навсегда. Врасти корнями. И чтобы село Медведково в Казанском крае тоже было, с церковью православной. И монастырь Троицкий, например. И башня со Спасом в киоте. Вот для этого люди и нужны. Ну всё, отдых. Я к Пожарскому заеду, Стёпка, за мной!

Александр Иванович и Василий ещё немного постояли и посмотрели молча в звёздное небо. Душна и темна была эта ночь в начале августа 1549 года.

В юго-восточном направлении от Казанского кремля протянулась протока Булак, связывавшая некогда реку Казанку с озером Кабан. Если смотреть от неё на озеро, то справа оно обрамлено пологими берегами, а слева начинается рельефная терраса, разрезанная оврагами на три основных холма. Топонимы Первая, Вторая и Третья Гора в Казани были исконно привычными, хотя горами их можно назвать только в условиях нашей однообразно-равнинной природы.