Паранойя начинала овладевать мной. Каждый взгляд, каждый шепот казались мне связанными с моим состоянием. Я стал подозревать, что все вокруг замечают мою проблему и обсуждают ее за моей спиной.

В десять утра началась еженедельная планерка отдела. Я сел на свое обычное место, но быстро понял, что это было ошибкой. Сегодня мне нужно было сесть еще ближе к докладчику, чтобы хоть что-то понимать.

Сергей Петрович начал рассказывать о ходе проекта с банком, но его речь превратилась для меня в неразборчивый гул с отдельными всплывающими словами. Я отчаянно пытался следить за презентацией на экране, угадывать смысл по слайдам.

– Антон, как продвигается работа с серверами? – внезапно обратился ко мне руководитель.

Я услышал свое имя и слово "серверы", но не был уверен в точной формулировке вопроса.

– Можете повторить вопрос? – попросил я.

В комнате воцарилась неловкая тишина. Все повернулись ко мне, и я почувствовал на себе множество удивленных взглядов.

– Я спрашиваю о ходе работы с серверным оборудованием для банка, – медленно повторил Сергей Петрович.

– Все идет по плану. Оборудование заказано, ожидается поставка на следующей неделе, – ответил я, надеясь, что мой ответ соответствует вопросу.

После планерки ко мне подошел Дима, мой коллега и друг.

– Антон, все в порядке? Ты какой-то… странный сегодня.

– Что ты имеешь в виду? – спросил я, хотя прекрасно понимал, о чем он говорит.

– Ну, ты переспрашиваешь, не сразу отвечаешь. Может, проблемы со слухом?

Дима знал о моей тугоухости и всегда относился к этому нормально. Но сейчас его вопрос прозвучал тревожно.

– Да нет, все нормально. Просто устал, – ответил я.

– Может, к врачу сходить? – предложил он.

– Подумаю, – сказал я, хотя мысль о визите к сурдологу уже прочно засела в моей голове.

Остальная часть дня превратилась в непрерывную борьбу. Каждый телефонный звонок становился испытанием. Мне приходилось просить собеседников говорить громче, повторять важную информацию, переспрашивать детали.

– Антон, вы меня слышите? – спрашивали в трубке.

– Да, слышу. Просто связь плохая, – врал я каждый раз.

К обеду у меня началась головная боль от постоянного напряжения. Каждый разговор требовал огромной концентрации. Я чувствовал себя как человек, пытающийся расслышать шепот в шумной толпе.

В столовой ситуация стала еще хуже. Фоновый шум от разговоров других посетителей, звяканье посуды, работа кухонного оборудования – все это сливалось в сплошной гул, на фоне которого я практически не мог различить речь своих коллег.

– Что будешь брать? – спросил Дима, стоя рядом со мной в очереди.

Я смотрел на его губы, пытаясь понять вопрос, но шум вокруг мешал сосредоточиться.

– Что? – переспросил я.

– Что будешь есть? – повторил он громче.

– А, да. Борщ и котлету.

За столом мои коллеги обсуждали что-то, смеялись, жестикулировали. Я сидел среди них, но чувствовал себя изолированным. Их голоса сливались в неразборчивый гул, из которого я мог выхватить лишь отдельные слова.

– Антон, а ты что думаешь? – обратился ко мне кто-то.

Я понял, что ко мне обращаются, но не имел ни малейшего представления о теме разговора.

– Извините, о чем речь? – спросил я.

Коллеги переглянулись, и я почувствовал, как на меня смотрят с недоумением.

– Мы обсуждали новый фильм. Ты его смотрел? – объяснил Дима.

– А, нет, не смотрел, – ответил я, чувствуя себя неловко.

После обеда я заперся в своем кабинете и попытался сосредоточиться на работе. Но даже простые задачи давались мне с трудом. Постоянное напряжение от попыток что-то расслышать выматывало меня физически и психологически.

Я попробовал позвонить в техническую поддержку производителя моих слуховых аппаратов. Может быть, произошел какой-то сбой в программном обеспечении?