Попытался заснуть, но сон не шел. В тишине спальни каждый звук – скрип кровати, шум за окном, звуки из соседних квартир – становился навязчивым и искаженным. Я надел беруши, но это только усилило ощущение изоляции.

В три часа ночи я встал и снова сел за блокнот.

"Не могу заснуть. Тишина стала врагом – она не успокаивает, а пугает. Раньше я засыпал под звуки города, они убаюкивали. Теперь эти же звуки стали чужими, искаженными, пугающими."

"Понимаю, что нахожусь на дне. Дальше падать некуда. Либо я научусь жить в новой реальности, либо просто перестану жить полноценно. Третьего не дано."

"Завтра попробую найти специалиста по реабилитации людей с потерей слуха. Дима обещал помочь с поиском. Может быть, есть техники адаптации, о которых я не знаю."

Я закрыл блокнот и попытался заснуть снова. На этот раз получилось, но сны были тревожными – я оказывался в мире, где все люди говорили на незнакомом языке, а я не мог объяснить им, что не понимаю ни слова.

Проснулся я от вибрации телефона – поставил его на специальный режим для слабослышащих, который нашел в настройках. Звонила мама.

– Антон, ты вчера так странно говорил, – сказала она без предисловий. – Я всю ночь переживала. Что с тобой происходит?

Я понял, что больше не могу скрывать правду от родителей.

– Мам, у меня проблемы со слухом, – сказал я. – Серьезные проблемы.

В трубке повисла тишина.

– Какие проблемы? – спросила мама тихо.

– Я теряю слух. Врачи сказали, что процесс необратимый.

– Господи… Антон, почему ты не сказал раньше?

– Не хотел вас расстраивать. И надеялся, что справлюсь сам.

– Мы сейчас приедем!

– Мам, не надо. Я справлюсь.

– Как справишься? Один, в таком состоянии?

– А Марина? – вмешался папин голос. Видимо, мама включила громкую связь.

– Мы… мы расстались, – признался я.

Снова тишина.

– Приезжаем сегодня вечером, – сказала мама решительно. – И никаких возражений.

После разговора с родителями я понял, что моя изоляция подходит к концу. Хочу я того или нет, но люди, которые меня любят, не дадут мне спрятаться от мира в скорлупе тишины и одиночества.

Может быть, это и есть первый шаг к новой жизни – перестать прятаться и начать принимать помощь?

Родители приехали поздно вечером, когда я уже почти смирился с мыслью, что они передумали. Открывая дверь, я увидел встревоженные лица мамы и папы, груженные сумками с едой и лекарствами, которые они считали необходимыми в любой кризисной ситуации.

– Сынок! – мама обняла меня так крепко, будто я был смертельно болен. – Как ты себя чувствуешь? Почему такой худой? Ты нормально питаешься?

– Мам, все нормально, – попытался я успокоить ее, но голос прозвучал неубедительно даже для меня самого.

Папа молча осматривал квартиру, отмечая беспорядок, немытую посуду, пустой холодильник. Его взгляд остановился на фотографии Марины на комоде, потом переместился на меня.

– Расскажи все по порядку, – сказал он, усаживаясь в кресло. – Когда это началось? Что говорят врачи? И где Марина в такой ситуации?

Следующий час я подробно рассказывал родителям о последних месяцах своей жизни. О первых симптомах, которые игнорировал. О визитах к врачам и неутешительных диагнозах. О проблемах на работе и ухудшении отношений с Мариной. Родители слушали внимательно, изредка задавая вопросы, и я видел, как на их лицах отражаются мои эмоции – от шока до сочувствия.

– Значит, Марина ушла, когда тебе стало плохо? – спросила мама, и в ее голосе появились нотки осуждения.