Юноше стало не по себе от упоминания о языческом божке, поэтому он мысленно попросил прощения, перекрестился и поцеловал нагрудное серебряное распятье. Между тем гроза все усиливалась. Гул ветра и дождя, далекие раскаты грома и яркие вспышки молний, пробуждали потаенные страхи. Мужчины молча сели за стол и напряженно прислушивались к ненастью, свирепствующему снаружи.

— Эх, потекла-таки, — крякнул Окунь.

Из-под двери показались маленькие струйки дождевой воды. Земляной пол быстро впитывал воду, но она все прибывала и прибывала.

— А если затопит? — забеспокоился Гриша.

— Не-е, не затопит, — махнул рукой Окунь. — Весной приходится к дочери перебираться, здесь воды по колено бывает, а от дождя ничего не будет. Пока светло – отужинаем. Я лучину жгу только зимой, когда день короток.

Только сейчас Гриша почувствовал, как сильно проголодался и желудок жалобно заныл. Окунь достал из печи чугунок с картошкой в мундире и поставил на стол. Затем вытащил из бочки, стоящей в углу землянки, моченные яблоки.

— У меня рыба вяленная есть. Будете? — он показал на нанизанную на веревку рыбу под потолком.

Мужчины отказались. Боян развязал свою котомку и вытащил кусок сала, аккуратно обмотанный белой тканью.

— Мать Василины в дорогу дала, — объяснил он. — Хорошая она женщина. Повезло мне с тещей.

Когда мужчины поели, Окунь взобрался на лежанку, а Гриша и Боян разлеглись по лавкам. Гроза еще сильнее разбушевалась и гром разрывал небо прямо над их головами.

— Что ты будешь делать, когда придешь к Берендею? — спросил Гриша.

— Попрошу, чтобы отпустил Василину

— А если откажется?

— Как откажется, если она моя невеста? Я так и скажу: «Не веришь. Сам у нее спроси». Василина все подтвердит, и мы пойдем домой.

— Хорошо, если так. Но чует мое сердце, что не все так просто, — прошептал Гриша и с кряхтеньем повернулся на другой бок. — Где же моя перина пуховая? Больно костям на деревяшке.

— Окунь предлагал матрас. Что ж ты отказался?

— На том матрасе столько пыли, паутины и грязи, что лучше на полу спать. Чище будет.

— Какой-то ты изнеженный, аки барышня, — прыснул Боян.

Гриша обиженно надул губы и попытался уснуть, но мысли беспрестанно роились в голове:

«В прошлый раз батюшка тоже на меня осерчал. Может, из-за него я сюда попал? А вдруг он колдун? — ужаснулся он, но тут же успокоился. — Не-ет. Колдуны в церковь не ходят, святой водой не умываются и крест не носят. Кто ж меня так наказывает? Матушка? Верно! Это она меня так уму-разуму учит. Надеюсь, в этот раз все будет быстрее и без увечий».

***

Утром их разбудил громкий стук и женский крик:

— Ты чего закрылся? Открывай давай!

Окунь, охая, слез с печи, заковылял к двери и резко дернул ее.

— Не закрывался я, опять от воды разбухла, — объяснил он. — Ты чего так рано пришла?

— Какой рано? Корову к стаду отвела и пришла.

Гриша поднял голову и увидел дородную краснощекую матрону в пышной юбке. Она испуганно смотрела на гостей. Окунь поспешил ее успокоить:

— Хлопцы попросились переночевать. К царю хотят попасть.

Она вцепилась в руку старика и громко зашептала:

— А вдруг разбойники? Чего это ты чужих людей в дом пускаешь?

Тут Боян поднялся, вытянулся и подошел к кадке с водой:

— Не разбойники мы. Не знаешь, а болтаешь, — он зачерпнул ковшом холодную воду и начал пить большими глотками.

— Это доча моя, Варя, — представил ее Окунь. — Вот она-то вам и нужна.

— Зачем? — вмиг насторожилась она.

— Как же они в Искру попадут без бляхи? А у вас есть. Когда поедете мясом торговать?

— Вот сейчас и поедем. Телега уже загружена.

— Собирайтесь, молодцы, — хлопнул в ладоши старик. — Спрячьтесь поглубже и до самого рынка носа не показывайте.