Пушкин встал и прошёл через прихожую в горницу. Он сидел на кровати в нижнем белье. Потянулся, зевая:

– Ну?.. – и снова начал зевать.

– Их нет…

Тот хлопнул челюстью и забегал по горнице:

– А этот… кто… ну, приводил в исполнение…

– И его нет. Приказал долго жить…

– Как?!

– Конь под ним попал в сурчину, а рядом – обрыв… Конь чуть ногу не сломал – грохнулся со всего маху… Ну, он из седла полетел под кручу… Я скакал с ним к тебе, вроде бы, за наградой, а оно вон как получилось…

– Награда… Да, награда тебе будет…

Снял перстень с пальца:

– Давай руку! – и натянул на мизинец дорогой перстень…

…Утром Пушкина разбудили барабаны. Они будили людей. «Идём на Москву!..» – слышался крик.

«Не терпится ему взгромоздиться на трон, самозванец!..» – и зажал рот. Осмотрелся – никого нет. Перекрестил рот, бормотнул: «Боже!..» Он раскаялся за произнесённое. Встал, плеснул в лицо над лоханью из ведра водой. Быстро оделся и заспешил к соседней избе, в которой был ночью.

Там он был не один. Пушкин любил поспать. «Некогда спать – дела ждут!..»

– Простите, ваше императорское величество! Умаялся с дороги…

Присутствующие переглянулись: «И когда он успел узнать, что его так называют?..» Их мысли прервал Гришка:

– Господа, мне донесли, что Фёдор вместе с матерью в страхе передо мной отравились!..

У всех отвисли челюсти.

– Хлопните челюстями и слушайте меня! Москва нас ждёт! В путь, господа бояре!

– Ходит после обеда один, не спит – срамота одна!.. За обедней не стоит… Говорит, просвещение сделает…

– Это что, нас, неучей, поляк будет учить?! Одно у него от батюшки – ни одну юбку не пропустит… Одна девица пришла к нему в светлицу, он вмиг щупать её стал. А та, не будь дурой, вырвалась от него и по ступенькам – вниз. И он за ней, кричит: «Держи воровку!..» А сам на ровном месте шлёпнулся!..

– Это он – в батюшку!.. Тот ни одну юбку не пропустил… Пакостник был, прости Господи!.. Плохо о государе сказал…

…Смерть царя Бориса Годунова была столь неожиданной, что она вселила в сердца верующих людей веру: мол, Бог знает, кто истинный царь, не допустил он много лет царствовать Бориске, спас он Россию, вернул ей настоящего помазанника Божьего, чуждо было ему правление Бориса!.. Крестились на похоронах люди и шептались: «Бог – не Микитка, он видит и знает, кому царствовать!.. Вон, не допустил дочь-невесту… Без семени она… Могла бы давно замуж выйти, заморского царевича родила бы, да Бог не захотел!.. А сынок у него, вместо того чтоб учиться, как царствовать, наподобие глуповатого цезаря Италии – в науку вдарился! Какие-то карты чертит… Тот книги писал, а этот карты чертит!.. В восхищение своего батюшку вводил – тот и рад был этому: на трон его покушаться не будет! Да и кто такого поддерживать будет?! Царь, он должен трон любить, на место отца метить… А он – как дождик целый день штрихует, не устаёт, так он целыми днями сидит чертит на бумаге чёрт-те что!.. Нормальный художник богомазанием занимается, а этот начертит на бумаге речку и радуется, как мешком вдаренный… Отец, умирая, наставление ему давал… Да куда ему до настоящего царя Дмитрия Ивановича?!. Ясно дело, Богу он не по душе… Потому и голод напустил на наши земли, и не один год, а три подряд!.. Не по душе нашему Богу царствование Бориски… Народ недоволен – и Он недоволен…»

Так религиозность людей помогала угнездиться на троне Лжедмитрию. Часть Руси пошла за Дмитрием Ивановичем, часть бояр решительно перешла на сторону самозванца. Уж больно хитёр и смертельно опасен был Борис Годунов. Да, смерть Бориса установила «истинность» царевича Дмитрия…

…На встрече подружек женщины организовали застолье. У многих жизнь была не ахти какая: каторга, нищета и дети – а их было помногу – отбирали здоровье и жизнь.