– А мне вон та. Значит, наши ангелы-хранители здесь, с нами, Федя.

– Лучше зови так, как окликнул до этого. Мне понравилось.

– Федюшей?

– Да.

Григорий пожал плечами и согласился:

– Хорошо.

Да и чего бы не услужить приятному человеку.

– А мне матушка рассказывала, что звёзды – это глаза упокоившихся, что с заботой приглядывают за нами. Вероятно, и она среди них, – проговорил Фёдор.

– Твоя матушка… – начал было Гриша.

– И батюшка тоже, – кивком подтвердил молодой человек.

– Мне жаль, Федюша… – сострадательно произнёс Аксёнов со вздохом.

– Это было давно. Я своё уже отгоревал, – старался как можно беззаботнее сказать каретник, но в темноте слегка дрогнувший голос его выдал.

– Значит… вместе они, наши мамы, – заключил Григорий, чтобы поддержать товарища.

– Верно… – шёпотом выпалил Фёдор.

Тогда вдруг оба решили, что хватит смотреть на звёзды, поэтому забрались вглубь повозки. Федя достал домотканое потрёпанное одеяло из лоскутов и протянул его другу:

– Держи, мне не нужно. Или подложишь себе, или укроешься.

– Федюша, так нельзя, – покачал головой сидевший рядом Аксёнов, принимая одеяло, – вместе давай.

– Не волнуйся, мне не впервой.

– Так и мне, – признался юнкер.

– Правда?

Фёдор лёг на деревянные доски, служившие дном повозки, и повернулся к товарищу, оставляя ему место рядом.

– Конечно, – от неловкости улыбнулся Аксёнов, разворачивая одеяло, – я удирал от семьи как мог.

– Так приятно найти собеседника по душе, – тоже улыбнулся молодой каретник, а чёрные кудри упали ему на лоб.

– И мне, – кивнул Гриша, а потом наконец-таки лёг рядом.

На самом деле, юноше ещё столько всего хотелось обсудить с Фёдором, столько рассказать, но он отчётливо видел, как слипались у того глаза от усталости, поэтому, воздержавшись, лишь добавил:

– Спи крепко и спокойно.

На эти добрые слова Фёдор лишь улыбнулся, а потом послушно кивнул и блаженно закрыл глаза. Григорий пристроился рядом. Совсем скоро дыхание Феди стало медленным и размеренным. Тогда Аксёнов без опаски вгляделся в чужое лицо. Таких людей он ещё не видел. Черты лица Фёдора были такими гладкими и правильными.

Будто всё в нём было скроено хорошо. Григорий припомнил и то, как в первую ночь знакомства застал каретника без фартука. Бывают разве такие люди? Обычно они сильны лишь когда бодрствуют, а с приходом сна становятся уязвимыми и беззащитными. Фёдор был не такой. Даже сейчас Гриша ощущал его стойкость. Это было удивительно.

Юноша улыбнулся ему, а потом всё-таки укрыл его одеялом вместе с собой.

Первый раз в жизни молодой каретник проснулся неспешно. Когда он открыл глаза, солнце уже стояло высоко, а певчие птицы изо всех сил вытягивали свои складные трели. Молодой человек оглянулся, ведь спустя пару мгновений обнаружил себя на досках в одиночестве, заботливо укрытый одеялом.

– Гриша? – не проснувшимся ещё голосом произнёс Федя и резко приподнялся, усаживаясь.

Он тревожно оглядывал открывшийся на залитое светом васильковое поле, среди которого внезапно возник и потерянный каретником юноша.

– А, Федюша! – отозвался Григорий, неспешно переступая через цветы, и подошёл к навесу, – встал уже? Я не помешал тебе?

– Чем же ты мог бы мне помешать?.. – озарился улыбкой Фёдор, а потом вылез из повозки с помощью протянутой чужой ладони.

– Испей воды и сходи умойся, если нужно, – продолжил Аксёнов как бы непринуждённо, но в словах его явно угадывалась забота.

Гриша протянул товарищу двумя руками плошку с набранной в неё родниковой водой, другой посуды он попросту в повозке не нашёл. Прежде чем прикоснуться к посуде, Фёдор ещё раз взглянул в чужие глаза, а потом приложил свои руки к чужим и притянул плошку к губам. Аксёнова этот невольный трепет в пальцах заставил улыбнуться тоже. Юноша отвёл взгляд, и только капли студёной воды, случайно выскользнувшие из посудины на ладони, вновь привели его в чувство.