– Что ж, – протянула она, мерзко облизывая ручку, – раз так, я не сомневаюсь в ваших знаниях, можете идти. Пожалуйста, не пропускайте занятия, Никита…

Я открыла рот от удивления. Нет, это ж надо так открыто показывать свою предвзятость! Сучка Рышевская разве что скальпель к горлу не приставляет во время ответа студента. Шаг влево, шаг вправо – «приходите в следующий раз». А тут – «не сомневаюсь в ваших знаниях»! Какой же он нарцисс…

Из моих негодований меня вырывает Рышевская:

– Толмачева, чего сидим, глазами лупаем? Иди отвечать!

Я покорно иду слушать очередную лекцию о том, что в университет мы поступали учиться, а не мыть полы за деньги, что такую возможность имеют единицы, а мы неправильно ей пользуемся и прочее и прочее. Надоело!

После жесткой порки с Рышевской, я устало побрела по коридорам универа, напрочь забыв о Никите. Он встретил меня на выходе.

– Я уж думал, Рышевская тебя съела, – сказал он, смеясь и туша сигарету своим кроссовком на асфальте.

– Ой, Никит, я совсем забыла о договоре, Рышевская все соки из меня высосала, – я тру уставшие глаза. Честно говоря, уже совсем никуда не хочется, тем более с этим выскочкой.

– Ничего, прокатимся в одно место? Тут недалеко, – спросил он, смотря на меня исподлобья. Сейчас он похож на кота из Шрека, это вызывает у меня смех, и я непроизвольно прикрыла рот рукой.

– Ладно, Мартынов, веди, – сказала я, закидывая шоппер на плечо.

Он взял меня под руку и повел к своему черному мустангу. В тот вечер я и влюбилась в него. Сказать, что Никита был умным – ничего не сказать. По правде говоря, я завидовала ему из-за того, что у него все просто, все преподы заочно знали, что он – лучший, даже не проверяя. Но он на самом деле был лучшим, он стоял с отцом, держа в руке скальпель с первого курса. Он мог рассказать мне анатомию от и до и удивлялся, когда я что-то забывала.

– Ань, ну это же азбука, – говорил он.

– Душнила, – отвечала я.

Мы разговаривали о медицине, о детстве, он рассказал, что его родители развелись, но поддерживают теплые отношения, что у мамы есть “бойфренд”, за которого она никак не выйдет замуж. Когда он сказал это, его лицо исказила усмешка:

– Ему всего тридцать, а маме – тридцать четыре, – сказал он, разводя руками, – думаю вся проблема в этом.

Я видела потом Сергея, когда знакомилась с Ириной Олеговной. Он статный, темноволосый мужчина. Она по сравнению с ним – дюймовочка. Никита – копия мать. Наверное, она его сильно любит, раз он на нее так похож. Но в ее глазах слишком много металла, не подходящего такой маленькой и хрупкой женщине, как она.

Мне всегда было интересно, какой он, его отец. Дмитрий Борисович Мартынов, я видела те немногие фотографии в интернете, где он оперирует. На них его практически не видно, он полностью экипирован: колпак, маска и только глаза – чистые и голубые смотрят в лицо опасности. И вот, когда мне предоставился шанс с ним познакомиться – я предстала в нем практически голой с членом его сына между ног! Ужас и позор. Как ты могла, Аня!?

Я иду, смотря себе под ноги. Мое сердце трепещет, в глазах скопились слезы от несправедливости, а щеки горят от стыда. Чувствую на себе его взгляд, но не решаюсь поднять голову. Господи, ну почему именно я?!

– Здравствуй, я – Дмитрий Борисович, отец Никиты, – его хрипловатый голос, заставил вскинуть глаза и посмотреть на него. Он стоял ослепленный солнцем, слегка хмуря брови и протягивал мне руку.

Дмитрий.

Ее босые шаги я услышал еще в начале коридора. Сопротивлялась долго, минут пятнадцать, я уже успел изучить обстановку на кухне. Кажется, они давно живут вместе, раз шкафы наполнились большим количеством посуды, а в холодильнике есть что-то помимо доставки.