– Аня, выходи, малыш, – говорит тихонько Никита за дверью.

– Нет, давай перенесем встречу, я неважно себя чувствую, – отвечаю я, сгорая со стыда. Надеюсь он сейчас уйдет, и мы встретимся потом в более неформальной обстановке.

– Малыш, перестань. Мы взрослые люди, у меня мировой отец. Не переживай, он все понимает! Моя мама вообще забеременела в шестнадцать! Не парься, – боже ну как он не понимает, это вообще другое! Я предстала перед ним полуголой, трахающейся с его сыном, на столе, за которым он будет сидеть и есть! Это же уму непостижимо! Позор. – Аня, он знает, что мы живем вместе и трахаемся тоже, прекрати накручивать!

– Никит, – я открываю дверь, чувствуя как мое лицо багровеет, я поражаюсь его беспечности, – ты даже понятия не имеешь, как мне стыдно и тяжело, – я разозлилась и направилась из ванной прямиком в гостинную.

Мы с Никитой однокурсники. Знакомы с 1 курса, но конкретно общаться начали на втором- третьем. Конечно, он – элита университета, папа – крутой хирург, все дороги открыты. А я – простая девочка с глубинки, приехала становиться врачом. У моей сестры Сони не получается забеременеть, поэтому хочу стать гинекологом, чтобы помогать людям обрести радость родительства.

С Никитой мы пересеклись на одной из отработок пропущенной пары, я не смогла прийти, потому что работала санитаркой, а тут безнаказанно не ходить на пары нельзя.

– Ты – Аня, да?, – спросил он меня, присаживаясь ко мне за стол. Сердце ухнуло, он знает, как меня зовут? Никита Мартынов знает, как меня зовут? Не может быть! Смотрю на него удивленными глазами и чувствую как щеки наливаются краской.

– Эм, да, а ты Никита? – говорю я стараясь скрыть свой дрожащий голос.

– Ага, ненавижу отработки, ты почему не пришла на пару? – спрашивает, внимательно осматривая мое лицо.

– Работала, – говорю я, смущаясь. Он то в моем возрасте гоняет на мустанге и работает в отделении, как говорится, «для души». Его отец – важная шишка в мире хирургии. Настолько он профессионал, что многие опытные хирурги консультируются у него, просят совета, а иногда и ассистенции. Причем профиль пациентов разнообразен, он оперирует все: от опухолей до маммопластики. Гений, что уж взять. И Никита активно этим пользуется. Он смуглый, с красивыми темными глазами и родинкой на щеке, у него рельефные руки, обвитые густой сеткой вен. Что тут скажешь, все его хотят, а он сидит тут со мной.

– Работаешь санитаркой? – говорит он, вскидывая вверх свои брови.

– Да, – опускаю глаза, – в шестой клинической. Нужны деньги, я здесь совсем одна.

– Давай после отработки, выпьем кофе? Ты как, никуда не спешишь? – он улыбается, а я краснею. Может это сон? Не может быть так все прекрасно. Все сокурсники смотрят на нас: Никита и какая-то серая мышка – странноватая история.

– Эмм, я… не знаю… наверное, эм, да? – говорю я, задыхаясь, от волнения, мои руки начинают дрожать, а уши – гореть.

– Супер, тогда, чтобы не заставлять тебя ждать, я отстреляюсь первым и подожду тебя на выходе, идет? – подмигивает он мне, а я забываю как дышать.

– Идет, – выдыхаю я.

Никита идет пошел отвечать первым, и, конечно, сразу видно, что он тут царь и бог.

– Никита Дмитриевич, по какой причине пропустили занятие? – спрашивает его Рышевская, жуткое бесоватое создание, преподающее оперативную хирургию, льстиво улыбаясь ему своими тонкими накрашенными губами.

– Оперировал с отцом, Ираида Анатольевна, – ответил Никита, отмахиваясь от нее, как от назойливой мухи. Мне кажется, он даже не смотрит на нее, всем видом показывает, что он и так все знает, и ее нравоучения ему ни к чему.