«Антидифференциальная» позиция характерна для состояния мистической сопричастности или бессознательной идентичности, как называл его Юнг. Хью Джи, считая это состояние необходимым для глубинной психотерапии, поскольку в нем происходят необходимые для движения по пути индивидуации «инсайты самости», описывает его как «процесс, в ходе которого пациент и аналитик утрачивают свое ощущение границ» (Джи, 2006, с. 238), а его интерпретация на символическом уровне может способствовать выстраиванию оси эго – Самость и обретению новой идентичности. Диалектика бессознательной идентичности и дифференциации на новом уровне составляет существо аналитического процесса, но здесь кроется и значительная опасность. Эта опасность описана выше как «перверсное восстановление границ». Джи анализирует другую грань этого феномена – удовлетворение терапевтом примитивных потребностей пациента на конкретном уровне вместо их анализа, характерное для разыгрываний и отыгрываний. Основными способами сохранения аналитической позиции Джи считает супервизию и опору на этический кодекс.
Другой юнгианский аналитик, Стивен Галипу, называет эти нарушения в аналитическом пространстве «перверсией в теменосе», или «перверсией теменоса». Он делает акцент на реверсии ролей в аналитической паре, когда аналитик бессознательно использует пациента для излечения своих собственных нарцистических нарушений. Юнгианский анализ может способствовать такого рода перверсии в силу сосредоточенности на работе с архетипами и самостью, что позволяет избежать соприкосновения с болезненными ранними переживаниями, подкрепляет грандиозность и чувство всемогущества, когда «определенные формы теоретического магического мышления заменяют тяжелую работу по ассимиляции бессознательных комплексов» (Galipeau, 2001, p. 7). Избежать таких перверсий можно, по мнению Галипу, только проживая одновременно и «комплекс Нарцисса», и «комплекс Эхо», т. е., иначе говоря, не идентифицируясь ни с одной полярностью расщепленного архетипа.
Антитезисом перверсивности, как уже говорилось, является триангулярность. Именно этот принцип организации аналитического пространства дает возможность стабилизировать границы контейнера. Очень часто в психотерапии мы встречаем нарушения этого принципа, игнорирование диалектики материнского и отцовского в переносно-контрпереносных отношениях. Соломон Резник замечательно сформулировал смысл триангулярности в аналитическом процессе:
«Аналитическое пространство, матрица – это материя-мать взаимоотношений, и образ отца воздействует на то, что „содержит“ в себе материнский перенос в аналитическом пространстве. Однако одного воздействия на „содержимое“ недостаточно, материнское пространство нужно привести в порядок. Любой corpus, мужской или женский, является материнским, говорит Майстер Экхарт, и необходима структурирующая ось, отцовский фаллос, хребет, отец, который может беспорядок „собрать в позвоночник“ и „все упорядочить“: интернализованный отец является стержнем человека, в физическом и ментальном смысле» (Резник, 2005, с. 147–148).
В условиях нашей культуры недостаток этой структурирующей оси можно наблюдать на многих уровнях, что, в свою очередь порождает стойкие переверсные компенсации. Это, по существу, культурный комплекс, который мы будем рассматривать во второй части книги.
Генри Абрамович исследовал влияние самого физического пространства, в котором проходит анализ, и существенных изменений этого пространства на терапевтический процесс. Он рассматривал такие ситуации, как смена офиса, длительное отсутствие аналитика (а значит, недоступность аналитического пространства для пациента) и внеаналитические контакты. Он назвал такие ситуации «потерянным теменосом». При «потерянном теменосе» нарушаются архетипические проекции раненного целителя, которые могут быть в существенной степени завязаны на само помещение, где проходит анализ, придавая ему самому целительную силу. Теменос, который представляет собой, по мнению Абрамовича, «соединенное человеко-место», должен быть воссоздан: аналитик должен восстановить границы с помощью символизации выхода из теменоса и обратного вступления в него или сохранения связи пациента с физическим пространством анализа, в том числе и такими нетрадиционными методами, как поручение пациентке поливать цветы в офисе аналитика в его отсутствие (Abramovitch, 1997, 2002).