– Ну, например, стандартный алгоритм частотного анализа на одних участках последовательности выдает почти равномерное распределение, как у случайного шума, а на других, очень похожих, вдруг показывает резкие пики на определенных символах, но эти пики нестабильны и меняются, если немного изменить параметры анализа. Поиск корреляций между соседними символами то дает сильные связи, то вообще ничего. Алгоритмы сжатия работают крайне неэффективно, как будто данные не содержат избыточности, что нетипично для любого языка или кода…

Она вздохнула.

– В общем, такое чувство, как будто… как будто данные ‘сопротивляются’ обработке. Или там не просто неизвестная структура, а какой-то совершенно иной принцип организации. Не последовательный, может быть? Или зависящий от чего-то, что мы не учитываем… Я такого раньше не видела. Это не похоже на обычные данные, даже самые сложные.

Лена посмотрела на Величко с живым интересом, смешанным с профессиональным азартом.

– Что это вообще такое, откуда ты это взял? Похоже на задачку из криптографии какого-то запредельного уровня. Или… что-то еще.

Искра интереса в ее глазах горела ярко. Она столкнулась с вызовом, который задел ее за живое. И ее слова о «сопротивлении данных», о непредсказуемом поведении алгоритмов пугающе перекликались с собственными ощущениями Величко и тем первым сбоем компьютера. Словно невидимая рука вмешивалась не только в его жизнь, но и в работу машин, пытающихся разгадать тайну глифов.

5.

Пока Лена боролась с непредсказуемым поведением глифов в цифровом мире, Величко продолжал тонуть в трясине вполне реальных, материальных неприятностей. Словно кто-то, недовольный тем, что он привлек к исследованию еще одного человека, решил усилить давление на него самого, атакуя со всех флангов повседневной жизни.

Вернувшись вечером домой после очередного дня, проведенного в метаниях между отчетом, Ленкой и перфоратором, он столкнулся с новой проблемой буквально на пороге. Ключ, который верой и правдой служил ему много лет, вдруг отказался поворачиваться в замке. Он застрял намертво. Величко крутил его и так, и эдак, дергал, пробовал смазать подручными средствами – бесполезно. Пришлось вызывать мастера из аварийной службы, который провозился с замком больше часа, бормоча что-то про "уникальный случай заедания механизма", и в итоге вскрыл его с таким грохотом, что соседи высунулись на лестничную площадку. Еще одна незапланированная трата денег и, что хуже, времени и нервов.

На следующий день, пытаясь расплатиться за продукты в супермаркете, он с ужасом обнаружил, что его банковская карта заблокирована. Автоматический голос на горячей линии банка монотонно сообщил ему о «подозрительной активности» и необходимости лично явиться в отделение с паспортом для разбирательства. Никакой подозрительной активности, разумеется, не было – последние его траты были на книги и кофе. Но это означало еще один вычеркнутый из жизни день, который придется потратить на поход в банк и унизительные объяснения с клерками, вместо того чтобы заниматься Протоглифами.

И, словно в насмешку, интернет дома, который и так работал не слишком быстро, превратился в сущую пытку именно тогда, когда Величко попытался найти и скачать несколько редких статей по теоретической лингвистике и когнитивным наукам, которые могли бы хоть как-то пролить свет на его гипотезу о «Праязыке Сознания». Страницы грузились по пять минут, файлы объемом в пару мегабайт скачивались часами или загрузка обрывалась на середине. При этом обычные сайты – новости, погода – открывались без проблем. Саботаж казался настолько избирательным, что это уже даже не удивляло, а вызывало лишь тупую, бессильную злость.