Госпожа императорского гарема Шана Лаут

Варя

Космос по ту сторону иллюминатора был таким… скучным. Ни ярких красок созвездий и галактик или завихрений облаков. Оно и понятно, человеческий глаз не способен улавливать волны, транслируемые вселенной и окрашивать их так, как это делают для интернета или работы научные сотрудники космических агентств.

Даже обидно как-то. Всё же я всегда любила астрономию, хоть сильно в неё и не вдавалась. Мне не интересны формулы и расчёты, только звёзды, галактики и всё, что видно и имеет значение или влияние на другие объекты. Красиво, завораживающе и смертельно-опасно. Так что, оказавшись посреди этого великолепия, обидно не видеть всё в истинном свете из-за неполноценности собственной зрительной системы.

Я специально сбегала в смотровые отсеки станции, чтобы уловить эти моменты бескрайности и величия, а ещё безмерного спокойствия извечности. Это куда лучше больничных палат и вечного мельтешения медицинского персонала.

– Вы снова здесь, – перегородка двери как всегда бесшумно отъехала в сторону, пропуская гостя. В этот раз меня решил навестить не врач, закреплённый за мной, а сам начальник станции.

– Доброго дня, – поздоровалась с ним и попыталась встать с пола, но была остановлена вскинутой ладонью ластари а нца. Высокий мужчина с синим отливом кожи, очень похожий на обычного человека, прошёл в глубь этого небольшого отсека и даже сел рядом.

– И не наскучил вам этот вид? Он не изменится, сколько ни смотри, – поинтересовался инопланетник.

– Меня всегда тянуло к звёздам, – ответила, приметив, что получилось с лёгкой иронией. И даже не удивилась, что начальник и не понял посыла: тянуло и, наконец, затянуло.

– Но что-то всё же вас разочаровало, – а вот это он хорошо уловил, больше смотря на меня, нежели в иллюминатор. Хотя ему-то уж точно один и тот же вид надоел за столько лет службы на станции.

– Космос не такой яркий, каким нам часто его подавали на Земле, – призналась честно, ведь скрывать смысла не было. – Человеческий глаз не способен видеть его красоту. Для нас он практически чёрно-белый. Обидно, если честно.

Мужчина на это снисходительно улыбнулся, а потом вдруг поднялся на ноги и, ничего не говоря, нажал что-то на еле заметной панели рядом с иллюминатором. Сначала ничего не происходило, а потом изображение начало плыть, будто волной пошло, и чем больше было этих волн, тем более насыщенным становилось изображение. Сначала тускло, а потом всё более ярче и ярче, обретая такие яркие и разнообразные цвета, что было больно глазу.

– Вы бы сказали раньше, мы бы включили специальные фильтры, – констатировал ластарианец, но я его почти не слышала, поглощённая увиденной красотой. – Их можно настроить под себя. Если слишком ярко, скажите, я убавлю.

– Нет-нет, всё прекрасно, – остановила его, подскочив на ноги, чем вызвала ещё более снисходительный взгляд. Кажется, сейчас я напоминала ему ребёнка. Хотя для долгожителей космоса мы и впрямь дети, сколько бы ни было человеку, попавшему сюда.

Среди нас были и старики, и младенцы, и если последних вернут вместе с родителями обратно на Землю, то тем, кому некуда или не хочется возвращаться, предоставят жильё здесь, среди звёзд. Такая функция предоставлялась в основном женщинам, о них и заботились куда более бережно, чем о мужчинах. Но никто не жаловался. Не сказать, что не пытались, но после первого же мужского бунта, что-то быстро агитаторы поутихли и сидят теперь тише воды и ниже травы. Кто знает, что им сказали наши спасители, но что-то очень действенное, и делиться с женщинами и теми, кто не бунтовал, мужчины не хотели, мрачно отсиживаясь в своих палатах.

Лично я возвращаться на Землю не хотела. Пусть теперь она будет открыта для посещения и транзита: уж после случившегося мини-апокалипсиса оставаться на отшибе галактической жизни не получится, по вине этой самой галактики, точнее её жителей, что дел натворили и сами же спасли. И всё же, пока есть такой блат, я им воспользуюсь, отправлюсь путешествовать по галактике на те компенсации, что выдал галактический Совет. А потом осяду в каком-нибудь месте со средней оживлённостью, в собственном домике, когда ночью можно будет любоваться вот на такие виды, и заживу простой жизнью. Найду непыльную работку, но такую, чтобы было больше времени для себя, а там уже буду решать, как быть дальше.

Осталось лишь минимум: вылечится до конца. Вирус, обрушившийся на нас с небес, был ужасен, и последствия его мучили всех, на кого он смог подействовать. Вернее, недалеко от нашей системы произошла стычка блюстителей галактического правопорядка и нелегальных гостей, настроенных весьма агрессивно. Битва, как нам сказали, была на полное уничтожение противника, но что-то пошло не так, и часть их корабля ворвалась в солнечную систему и задела Землю.

Остановить ошмётки чужого флота было почти невозможно, поэтому Землю укрыли куполом, чтобы те сгорели в нём. Вот только излучение, что прихватил корабль на краю защитной сферы нашей системы, прошло планету насквозь. Поразило всех жителей.

Кто пострадал не сильно, тех смогли спасти ещё на самой Матушке Земле, вакцинировав и дав лекарства. Кто был слабее – дети, старики и люди с ослабшим иммунитетом, – их отправили на специальные станции здоровья, как прозвали их люди. А так это настоящие межпланетные станции для проживания и работы в космосе, сейчас приспособленные под карантинные госпитали.

Моя семья не пострадала сильно, а вот меня накрыло так, что я почти неделю лежала в медицинской капсуле безвылазно. Врачи, как бы ни скрывали от меня, почти и не надеялись, что выживу. Вирус подействовал на меня слишком сильно и глубоко. Но болезнь всё же отступала, неохотно, медленно. И, когда мне всё же было позволено вставать на ноги, я начала сбегать вот в такие вот уединённые блоки, чтобы полюбоваться звёздами. Из палаты их плохо видно, окно иллюминатора не такое большое, и капсула стоит не слишком удобно для любования.

Стоило вспомнить об этом, как лёгкие неприятно сдавило, а краски перед глазами поплыли, превращаясь в смазанное радужное бесформенное пятно.

– Вира, – подхватили меня сильные руки начальника станции, о котором я уже даже забыть успела. – Я сейчас же верну вас в палату, – строго проговорил ластарианец, укладывая себе на руки и унося прочь.

– Простите, – только и смогла выдавить я из себя. Видимо, слишком переволновалась. Медики запретили мне пока слишком эмоциональные реакции, ведь нервная система, вегетативная и часть сосудистой были ещё слабы.

– Только не отключайтесь, – мне даже показалось, что я слышу нотки паники у этого сильного мужчины. – Оставайтесь в сознании, вира. Слушайте мой голос.

– Слышу, – ответила, но, кажется, он меня уже не слышал.

Дальше была суета медиков, меня положили в капсулу, что-то вводили, облучали, сканировали и снова давали лекарства. Я почти ничего не видела и говорить не получалось, могла только слышать и чувствовать. Несколько раз теряла сознание, потому что звуки и ощущения менялись слишком резко. А ещё, кажется, теряла связь со специальным переговорным обучающим мозг устройством, что нам всем выдали: слышала, как ругался и рычал начальник, как излишне громко суетились медики, но не понимала ни единого слова. Да и интонации менялись. То все словно паникуют, потом тихо говорят, потом раздаются приказы, затем снова всё спокойно.

В седьмой раз я уже смогла открыть глаза и показать, что не только в сознании, но и способна коммуницировать. Рядом с капсулой были лишь двое. Медработник и начальник станции. Если первый был относительно собран и работоспособен, то вот второй… Из ластарианца словно выжали все соки. Мужчина был помят, волосы всклокочены и неаккуратно, словно в спешке прилизаны назад, под глазами залегли тёмные круги.

– С пробуждением, вира, – он устало улыбнулся.

– Простите, что заставила волноваться, – а вот мне было не до улыбки, чувствовала себя, словно накосячила и меня ждёт порка.

– Это мне стоит просить у вас прощения, что недоглядел и не взял в расчёт ваше состояние, – мужчина поднялся единым слитым движением на ноги, подошёл ближе к капсуле и склонился настолько низко, что коснулся прозрачного купола лбом. – И я постараюсь загладить свою вину. Не спорьте, – перебил мои ещё не начавшиеся оправдания. – И отдыхайте. Я зайду позже, – затем кивнул медику и удалился быстрым шагом из палаты.

– Заставили же вы нас поволноваться. Прошу вас соблюдать все предписанные меры, – проговорил тонкотелый в и ртис. Высокие и хрупкие на вид, они были очень сильны и выносливы, чаще предпочитали работать в медицинской сфере и в науке. Довольно миролюбивая, но серьёзная раса.

На его слова лишь кивнула и пообещала больше не рисковать. И сдерживала своё обещание, как и начальник. Он навещал меня сначала раз в неделю, потом визиты учащались и учащались, пока однажды он не пришёл с чем-то похожим на живой букет, сказав, что рад моему почти полному выздоровлению. И каждый раз нас оставляли наедине, чтобы мы могли поговорить. Наши темы касались почти всего, но только не нас: работы, интересов, жизни вокруг.

Капитан Арт а ро поведал мне о многом в жизни галактики и её жителей. О расах, что я могу встретить на своём пути, раз решилась всё же жить среди их союза и сообщества. Даже пригласил к себе на родную планету, показать её самые знаменитые красоты. Как тут отказать, когда обаятельный мужчина так мило просит, немного синея лицом. Думаю, так они краснеют от смущения. Но о большем я не думала, предпочитая считать, что так он стремился загладить свою вину, ведь в тот день, как мне потом рассказали, у меня два раза останавливалось сердце.