Почти неосознанно я опустила лейку ниже и вздрогнула, когда вода ударила в клитор. Из-за большого напора пропали все образы, и остались только ощущения. Мысли, мечты — все смешалось, хотелось только чувствовать, раствориться в удовольствии. Другой рукой я сжимала грудь, перед глазами появлялся то строгий кабинет врача, то стеклянный столик с инструментами. Мало, черт. Я гладила себя, водила ладонью по животу и ягодицам, двигала бедрами навстречу струе воды. Хотелось реальных ощущений, прикосновений пальцев в латексных перчатках, чувствовать себя оголенной и покорной перед чужой властью. Хотелось так многого, но тело быстро сдалось, и я дернулась от оргазма, который принес еще больший голод.

***

Всю неделю в клинике я испытывала детский восторг. Врачи в белых халатах и галстуках, кабинеты, инструменты — теперь все казалось очаровательным и возбуждающим. Никите больше не звонила, как-то вообще забыла про него, да и не мог он удовлетворить возникшие желания. Хотелось сделать это в неповторимой атмосфере клиники, а не устраивать погорелый театр.

С Варовым мы почти не пересекались, только однажды он поддержал меня и снова показал себя хорошим человеком. Пришла к нам типичная пенсионерка в стареньком пальто и сумкой на колесиках. В руках она держала толстую карту из поликлиники и завела песню, где у нее что колит. Бабушка была очень грустной и явно не ждала хороших новостей. Так хотелось ей помочь, но как? Я только объяснила, что это нужно выяснять у врача, а консультация стоит столько то (прям ненавидела себя за это). Бабушка осунулась и стала еще более несчастной, а потом посмотрела на меня с отчаянной злобой.

— Наживаетесь на людском горе, — выплюнула она, — а еще клятву Гиппократа давали.

Из-за моей спины выплыл Варов и спокойно пояснил, оперевшись о стойку регистратуры:

— А в какой части клятвы Гиппократа вы прочитали, будто бы врачи обязуются выполнять свои обязанности бескорыстно? В ней такого нет.

Бабушка с готовностью приоткрыла рот, но ответа не нашла. Как я и абсолютное большинство людей, она никогда не читала клятву Гиппократа и понятия не имела, что там говорилось.

— Просто для справки, — изнуренно вздохнул Варов и забрал у бабушки карту, — пойдемте, поговорим.

Он строго глянул на нас с Аллой и прижал палец к губам.

— Там правда такого нет? — спросила я у нее.

— Правда, — равнодушно отозвалась Алла, перебирая анкеты, — я тебе больше скажу: Гиппократ говорил, что за лечение даже нужно брать плату. Мы ведь в капитализме живем, где медикам никто не даст жилье и нормальную пенсию, хотя они заслужили больше всех остальных. Вот угадай, какая зарплата у работников скорой, угадай…

Аллу понесло. И это понятно: вроде и хочется делать добро людям, но тогда как выжить самому? Да и не оценит никто, только привыкнут и обнаглеют.

Поскрипывая колесиками сумки, бабушка ушла, светясь от радости и даже поблагодарила нас за что-то.

— Хоть бы она слух не пустила про сердобольного доктора, — буркнула Алла, но в след ей смотрела с сочувствием, — а то Юре опять достанется.

— Такое уже было? — спросила я.

— Да добрый он.

Варов, и добрый. Нет, не сочеталось как-то.

В пятницу Алла нагло пораньше, бросив меня на растерзание клиентов, которые прям поперли. Кое-как справившись, я уже собралась домой, когда зазвонил телефон. Никита, ну надо же.

— Галчон, милая моя, — нежно пропел он, — у тебя все хорошо? Ты звонила… прости, я закрутился.

Кажется, впервые за все время Никита меня действительно злил. Раньше я больше боялась, что он исчезнет навсегда, но заботы и фантазии отвлекали. Мы мило поговорили, он искренни интересовался моими делами и новой работой. А потом, дико извиняясь, попросил денег в долг. Козлина, вот что опомнился!