— На кушетке одноразовые простыни. Освободите от одежды верхнюю часть тела и щиколотки… — он осекся и глянул на меня через плечо. — Вот видишь, у меня уже все на автомате.

Если бы Варов не умолк в начале, я бы разделась полностью. Разве возможно не подчиниться этому спокойному и требовательному голосу? Этому образу уверенного доктора в белом халате? Но Варов умолк, и раздеваться было тяжеловато. Никогда не стеснялась у врачей (вряд ли у меня было что-то, чего никто никогда не видел), но это же был знакомый.

Стало по-настоящему стыдно, когда кабинет наполнился тихими шорохами и шагами Варова. Кажется, я даже слышала едва уловимый шелест его халата. Мне это нравилось: напряжение, ожидание непонятных, но сладких манипуляций. Дожила. Стараясь стряхнуть наваждение, я быстренько разделась и легла на простыны, стараясь слиться с ними и исчезнуть, обращала внимание на легкую прохладу и стеснение из-за ситуации, но это только больше заводило. Черт, черт, черт!

— Так, — протянул Варов, садясь на табуретку на колесиках.

Он попшикал спирт на ватный диск и без смущения стал протирать мою грудь. Делал это отточено и быстро, не проявляя эмоций, а у меня заныли соски. Вот, начиналось: таинственные действия, на которые я не могла повлиять. Ну и бред творился в голове.

Варов протер так же мои запястья и щиколотки, потом взял провода с плоскими разноцветными электродами. К каждому он прикреплял белые прямоугольники одноразовых держателей. Пластик стучал друг об друга в напряженной тишине: ну точно подвал для БДСМ-игр, где было расставлено все готовое, а господин уже выбрал, чем воспользуется в первую очередь.

По очереди отклеивая прозрачную пленку с держателей, Варов прикрепил электроды сперва к щиколоткам и запястьям, а потом приступил к груди. Он касался коротко, смотрел невидящим взглядом, словно меня и не было; все было подчинено только его удовольствию. То есть, только его делам. Я уговаривала себя забыться, но все было так ново и волнующе, столько фантазий было о подобном, что сердце выпрыгивало из груди. Казалось очаровательно-запретном лежать и бояться шевельнуться, при этом вполне осознанно. Что я была раздетой, но только частично, и для обоих оставались загадки. Было приятно ловить короткие прикосновения рукавов халата или прохладного дыхания Варова. Почти интим.

Он закончил и принялся нажимать на кнопки кардиографа.

— Будешь у нас Арсановой Екатериной, тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года рождения.

Шутливый тон немного отрезвил, но кнопки пронзительно пикали в тишине, словно обратный отсчет перед… чем? Ничем, и хватит уже таять.

— Теперь расслабься и успокойся, — сказал Варов и посмотрел мне прямо в глаза, — готова?

Давно готова, только не для этого. Он возвышался надо мной, такой строгий, знающий, отдающий приказы. Атмосфера напряжения и потребность угодить, волнение от того, что не получится…

Я глубоко вздохнула и кивнула.

— Дыши ровно, — бросил Варов и снова нажал на кнопку.

Аппарат отозвался и загудел, раздался шелест бумаги. Каким-то образом удалось заставить сердце биться ровно, но каждый удар отражался во всем теле. Я не потеряла разум и не промочила трусики — это доставляло удовольствие разуму, удовлетворяло потребность подчинения сильному мужчине. В наш век этого не хватало, и, видимо, не имея выхода, желания трансформировались вот в такое.

Варов придерживал ленту ЭКГ и поглядывал на монитор. Он чуть хмурился, глаза казались внимательными, и снова эти глубокие морщинки — как мне нравилось все, что они символизировали. А вкупе с напряженным ожиданием вердикта и собственной неосведомленностью… не было слов, чтобы охарактеризовать удовольствие, оно просто было.