Горы она воспринимает как живые существа. Ей кажется, что они горделивы или ожесточенны, особенно ей нравится легенда о вершинах Шамирам и Арзни: «вершины эти противостоят друг другу, как непокоренный Ара и Шамирам, в смертельной жажде ждущая хотя бы его взгляда»[93].

Знамеровская справедливо считает себя натурой активной, склонной к действиям. Так, она пишет о себе: «Я попыталась бороться с подавленным в результате настроением и при активности своего характера написала Элгудже из Кутаиси, пока мы сидели несколько часов на аэродроме, так же как написала Гургену сразу из Тбилиси»[94]. Или в следующей части «Гор и встреч», рассказывая о себе, она заметит: «Сама я в общем не неудачница. Скорее наоборот. У меня много счастья и удач в жизни»[95]. «Жадность к жизни, к новому и интересному была так велика, что мне жалко было терять напрасно даже один день путешествия»[96].

Главным своим счастьем она всю жизнь считала свой брак с П. С. Чахурским, которого полюбила, еще учась в школе в Детском Селе (ныне Пушкин), где он был другом дома, в котором она осталась оканчивать школу после отъезда родных в Днепропетровск. На Кавказе она со своими спутниками в экспедициях нередко говорила о любви:

«Обычно, – пишет она про дагестанскую экспедицию, – я читала вслух Омара Хайяма[97]. И иногда мы разговаривали после этого о любви.

– Мне кажется, это страшно – полюбить очень сильно, – говорил Гусейн, и опять тайная тревога омрачала его яркий, еще полудетский взгляд, полный и пугающих, и волнующих ожиданий.

– Нет, это самое прекрасное, что есть в жизни, – отвечала я. – Даже если это страдание, даже если от этого можно погибнуть. Без этого невозможно со всей силой и остротой воспринять красоту мира. Мне жаль тех, кто не способен это испытать»[98].

Знамеровская горячо любила жизнь, в том числе и в ее материальном проявлении. «Разве стоило бояться той красоты, которую давала жизнь, разве можно не брать все, что было в ней яркого и влекущего?»[99] – задает она риторический вопрос. Она знала толк в яствах, хотя могла довольствоваться в поездках и экспедициях и простыми постными лепешками, умела любоваться красотой окружающего пейзажа, произведений искусства, памятников, людей. Со своих первых экспедиций она собирала произведения искусства Кавказа для своей коллекции, в том числе и женские украшения, которые очень любила. Перед смертью она передала свои коллекции Государственному музею этнографии народов СССР (ныне Российский этнографический музей), Соликамскому краеведческому музею, Государственному Русскому музею, где с 29 июля по 14 ноября 2020 г. прошла выставка «Художники и коллекционеры – Русскому музею. Дары. 1898–2019. Избранное», в состав которой были включены и дары Т. П. Знамеровской (дагестанское серебро, лаки и др.).

Все, что ни делала, она старалась делать с удовольствием: ела ли мороженое в тбилисском кафе либо фрукты в горном ауле или купалась. Ее друзья всегда обращали внимание на такую «жадность к жизни»:

«Как вы жадно купаетесь, – сказал Дерзибашев, когда я вышла и оделась.

– Кажется, я все делаю в жизни жадно… Все, чего мне хочется, – улыбнулась я.

– Что ж, такому жизнелюбию можно позавидовать.

– Жизнелюбию? Это, кажется, не совсем точно. Если с жадностью я стремлюсь ко всему, чего хочу, то с не меньшей силой я не приемлю то, чего я не хочу. А ведь оно тоже существует в жизни. И это неприятно, это неумение примиряться и смиряться разве не является источником страдания, не менее страстного, чем радость и наслаждение?»